Розенкрейцер стал загибать пальцы в перчатках.

– Это невероятная духовная ценность, при помощи которой можно манипулировать целыми странами и народами. Это колоссальная материальная ценность, которую и сравнить-то не с чем. Наконец, Ковчег Завета обладает сказочной научной ценностью, поскольку открывает путь к бездонным энергетическим ресурсам Вселенной.

Псурцев кивал в такт его словам – всё понятно, дальше-то что?

– Варакса доставил Ковчег в Россию, – сказал Иерофант. – Одновременно он очень интересовался деятельностью совершенно определённых российских царей. Значит, между тем и другим существует связь.

– Формальная, – уточнил генерал. – Формальная связь. Если бы Варакса собирал монеты, вы бы говорили о связи Ковчега с нумизматикой.

– Возможно. Только вы упускаете из виду, что связи есть между всеми вашими пленниками…

– Нашими пленниками, – снова поправил Псурцев, а розенкрейцер невозмутимо продолжил:

– …И при этом каждый из них так или иначе связан либо с работой Мунина, либо с Ковчегом Завета, а Одинцов – и с Муниным, и с Ковчегом. Вероятность такого совпадения не просто мала, она практически нулевая.

Совсем недавно то же самое Псурцев говорил Салтаханову: случайных совпадений не бывает. Мысль вернулась бумерангом.

– Нулевая, не нулевая… – недовольно проворчал он. – Предположим, вы правы. Что дальше?

– Дальше надо признать, что группа в бункере собралась не случайно и её участники образуют мощнейшее энергоинформационное поле. Не такой эгрегор, который можно искусственно создать на семинаре, а поле высшего порядка. При движении в этом поле надо с величайшей осторожностью просчитывать каждый шаг. Слишком велика цена ошибки. Если мы выбросим или повредим хотя бы одну деталь эгрегора, последствия могут быть необратимыми.

Генерал сладко потянулся и встал во весь рост.

– Засиделся я с вами. А времечко бежит. И Одинцов уже вздремнул, так что упираться будет дольше. Теории – дело нужное, только надо кому-то и работу работать.

– Ещё несколько минут, – то ли попросил, то ли потребовал Иерофант. – Несколько минут всё равно ничего не решат. Скажите, вы сейчас меня внимательно слушали?

– Как всегда, – ёрническим тоном ответил Псурцев, держа сигару на отлёте и сверху вниз глядя на розенкрейцера.

– Так вот, можете смело забыть всё, что я сказал, потому что на самом деле это не важно.

– О как! Зачем же вы мне тут голову морочили?

– Я пытался убедить вас рациональным путём, – пояснил Иерофант. – Но раз не получилось, придётся зайти с другой стороны.

– Даже не пытайтесь. – Псурцев махнул рукой и направился к письменному столу. – Мистикой меня тем более не пронять. Я материалист в третьем поколении.

– Ковчег Завета – не просто золотой сундук со старинными камнями, который вор украл, а следователь нашёл, – сказал розенкрейцер в спину генералу. – По-вашему, Одинцов прячет вещь и достаточно тряхнуть его хорошенько, чтобы он эту вещь выдал.

– А разве не так?

– Не так. Совсем не так. – Иерофант тоже поднялся из кресла. – В Ветхом Завете написано, что лишь волей Всевышнего определяется место нахождения и любое перемещение Ковчега Завета.

Псурцев уселся на рабочее место и небрежно потряс в воздухе первым попавшимся под руку документом.

– Я тоже много чего могу написать.

– Наверное. Только во Второй Книге Царств про самостоятельность Ковчега царю Давиду рассказывает сам Всевышний.

Иерофант сел напротив генерала по другую сторону стола.

– Вы не представляете, с чем имеете дело, – сказал он. – Во многих местах Ветхого Завета отмечено, что Ковчег сам решает, с кем и куда ему двигаться. Или он решает остаться на месте, и тогда никто – понимаете? – никто ничего не может с ним поделать!

Царь Давид (Иерусалим, Израиль).

Розенкрейцер говорил всё более эмоционально: его спокойствие улетучилось.

– Вы говорите, что это мистика, – продолжал он. – Поверьте, мистики здесь ни на грош. Просто вам как материалисту не нравится термин «воля Всевышнего». Но в законы физики вы верите?

– В законы физики верю. Вы мне очень доходчиво тогда объяснили с зажигалкой. Вы отпускаете – она падает.

– Ну так замените волю Всевышнего на закон физики, который вам неизвестен! И попытайтесь понять то, что я вам говорю. Только от самогó Ковчега или законов, которые им управляют, зависит, что он делает, как работает… или не работает. Он подпускает к себе только избранных. В Ветхом Завете подробно описаны случаи, когда люди пытались контактировать с Ковчегом и тут же погибали: праведники, цари, крестьяне, воины, кто угодно. Не один, не два случая. Их описано много! А было наверняка ещё больше.

Иерофант понизил голос и заговорил с придыханием, навалившись грудью на стол:

– Две с половиной тысячи лет Ковчег Завета скрывался от людей. Но почему-то именно Вараксе с Одинцовым удалось им завладеть. И Ковчег отправился с ними в Россию. То есть они были избраны. Почему-то именно Мунину удалось нащупать связь между Россией и Ковчегом. Значит, он тоже избранный, и Вараксе с Одинцовым это известно. Иначе как объяснить, почему они так заботились о нём и таскали за собой такую обузу? Почему-то именно американка, не знающая истории России, сформулировала тенденции в деятельности русских царей. Вот почему нам так нужны она, Мунин и Одинцов.

– Бог троицу любит, – задумчиво сказал Псурцев. – Хотите сказать, эти трое уникумы и я должен создать для них тепличные условия… Чтобы что?

– Чтобы добраться до Ковчега и управлять им.

Иерофант взял со стола для переговоров бутылку минеральной воды.

– Представьте, что во времена фараонов вам досталось какое-то современное оружие… я не знаю… атомная бомба! – Он подбросил бутылку на ладони. – С ней вы можете победить любую армию и стать владыкой мира, но только если кто-то научит, как этой бомбой пользоваться. Иначе у вас есть просто здоровенный кусок железа, с которым непонятно, что делать. Конечно, бомбой можно колоть орехи, пока она не взорвётся. Но самоуничтожение вроде бы в наши с вами планы не входит. Да и бомбы у нас ещё нет.

Розенкрейцер свернул крышку бутылки, сделал несколько жадных глотков прямо из горлышка и подвёл итог:

– Эти трое связаны с Ковчегом Завета и могут с ним взаимодействовать. Вернее, уже взаимодействуют. Как – ещё не знаю, но узнаю. Мы будем осторожно нащупывать связи и распутывать ниточку за ниточкой, пока не увидим всю картину.

Псурцев долго молчал, покусывая кончик сигары.

– Конечно, можно попробовать, – наконец сказал он. – Угробим лишних пару дней, ладно уж. Одинцов никуда не денется. Мунин тоже, и американка всё равно уже здесь… Только я не понимаю, зачем к этим троим надо приплетать четвёртого.