а не генерал, - вторил ему Бурмон. - Захватив Фрибург, он украл казну швейцарцев, «сокровище Берна», которое потом растранжирил Бонапарт, когда готовился к египетскому позорному походу. Не стоит верить этому человеку, переговоры с ним - это самообман!

- Да, но переговорами можно выиграть время, - отозвался на это мой муж.

- Выиграть время! Для чего? Наши ряды редеют, некому воевать.

- Время сыграет в нашу пользу, потому что закончится зима. Она не слишком мягка в этом году. Кроме того, Бонапарту весной не избежать войны с Австрией. Никто не отменял возможности его поражения, не так ли?

Слова Александра многим казались резонными. Однако сторонники мира были недовольны.

- Вы говорите, как господин Кадудаль, - ворчливо произнес д’Отишан, нервно смяв в пальцах сигару. - Однако до сих пор Бонапарт был чертовски удачлив, ветер счастья все время дул в его паруса!

- Что касается ветра, то сейчас он дует в его казну - в том смысле, что выдувает из нее остатки денег, - парировал мой муж. - А Директория уж совсем немного ему оставила.

Все засмеялись. Давно ходил анекдот о том, что Бонапарт, совершив переворот, обнаружил в государственной казне всего 500 тысяч франков - мизерную сумму, совершенно недостаточную для подготовки к грядущей войне. Говорили, что его люди носятся по всей Европе, пытаясь занять денег, и даже предлагают в залог знаменитый бриллиант «Регент», которым прежде владела французская корона.

- Это пустяки, - ворчал, не соглашаясь, д’Отишан. - Он одержит парочку побед, как это у него водится, и наложит на побежденных громадную контрибуцию. Ему не составит труда выкрутиться! Война всегда кормила Республику… Я, лично я, не вижу никакого смысла продолжать борьбу, пока здесь не высадятся англичане и хотя бы один принц крови. Бонапарт обещает нам спокойную жизнь и возврат имений… Это честное предложение, за него нужно ухватиться!

В гостиной, заполненной клубами дыма, повисло молчание. Потом с места сорвался граф де Фротте:

- Честное предложение? Служить бесчестному честолюбцу, сложить оружие перед выскочкой, даже не дав ему боя?!

- Боев было предостаточно, сударь! - огрызнулся д’Отишан. - Человек не может все время сражаться, иногда ему хочется умиротворенной жизни в собственном доме. Мои люди неделями блуждали в снегах, уходя от синих… бретонский снег стал красным от их крови! Я хочу перемирия, я страстно этого желаю, и прибыл сюда для того, чтоб обсудить условия мира, а не войны!

Я сидела у камина, на коленях у меня было вышивание - просто для вида, потому что на самом деле я внимательно прислушивалась ко всем поворотам беседы. Сказать по чести, слова д’Отишана вызывали отклик у меня в душе. В то же время, возражения графа де Фротте тоже можно было назвать основательными, и эта раздвоенность мнений казалась тревожной, подчеркивая, что роялисты в Бретани - на опасном перепутье.

- Вы подпишете с ним мир, - сказал нормандский предводитель, презрительно оттопыривая губу, - и поселитесь в усадьбе, наивно радуясь, что так легко отделались.

А этот корсиканский оборотень, набрав силу, однажды пришлет к вам домой взвод солдат, которые вытянут вас из уютного кресла и расстреляют! Неужели повадки республиканцев еще не стали для вас уроком?

- Это может быть правдой, - поддержал Фротте мой супруг. - Мы хотим этими переговорами выиграть время, но у корсиканца может быть точно такая же цель. И единственное его желание, возможно, - это разобщить нас и перебить по одиночке.

- Похоже, выбора у нас просто нет, - с горькой иронией подытожил Буагарди, склоняясь над камином и слушая, как гудит пламя. - При любом из вариантов нас ждет смерть. Думаю, принять ее с оружием в руках - это более достойно. Что нам терять, господин д’Отишан? У большинства из нас нет ни жены, ни детей, и вы не исключение.

- Да, но я хотел бы обзавестись семьей, если, конечно, вы, сударь, дадите мне на это разрешение! - возмутился д’Отишан, просто-таки истекая ядом. - Мой род получит продолжателя, если вы не против!

- Продолжателя? Будет ли что продолжать? Трусость не нуждается в продолжении, - запальчиво возразил Буагарди. - Это все пустое тщеславие!

- Черт возьми! - Д’Отишан сорвался с места, побагровев от гнева. - Неужто я должен знать ваше мнение, сударь, по любому личному вопросу? Откуда такая навязчивая щепетильность? Может, ненависть к семейным узам появилась у вас тогда, когда вас самого бросила невеста?!

Зеленые глаза Буагарди сузились, рука медленно опустилась на рукоятку шпаги.

- У меня не было невесты, вам это должно быть отлично известно, милостивый государь!

Д’Отишан, невысокий, всклокоченный, тоже рвался в бой, как разъяренный петух:

- Не берусь судить, кем доводилась вам мадемуазель, которая нынче объявлена невестой виконта дю Шатлэ. Но подозреваю, что ее равнодушие к вам играет не последнюю роль в вашем желании самоубийства!

Сцена была отвратительна. Я не ожидала, что имя Авроры будет замешано в роялистских распрях и что вообще весть о помолвке распространится так скоро. К счастью, Поля Алэна при разговоре не было, а Александр, понимая, что рассуждения о судьбах Бретани могут неожиданно закончиться бессмысленной сварой, поднялся и встал между противниками.

- Не время еще хоронить наше дело, господин д’Отишан. И совсем не время говорить о смерти, Жильбер. Надо дождаться Жоржа, - сказал мой муж, имея в виду Кадудаля. - Он привезет людей, которые видели Бонапарта, лично говорили с ним… Нам будет что послушать.

Я сама очень надеялась на это. Не имея понятия, что из себя представляет первый консул, я могла опираться лишь на мнение, которое когда-то слышала о нем от Талейрана: Бонапарт - выдающийся человек, с его энергией и удачливостью он далеко пойдет… Но все эти характеристики никак не исключали его способности на подлость. Я хотела, чтобы герцог прекратил сражаться и получил возможность остаться во Франции. В то же время я ужасно боялась, что все мирные предложения Бонапарта - это хитроумная ловушка, что своими обещаниями он пользуется как приманкой, чтобы рассорить роялистов, а потом истребить.

Такой участи для своего мужа я совершенно не хотела. Поэтому будущее по-прежнему таило для меня угрозу, и я не вмешивалась в шуанские споры, сознавая, что ничего не могу посоветовать.

Я вышла, чтобы распорядиться насчет ужина. В вестибюле меня окликнул Буагарди. Как видно, он незаметно последовал за мной, когда я покинула зал.

- Хочу задать вам всего один вопрос, мадам.

Я остановилась, прекрасно зная, о чем