Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То же самое будет с вами. Попрошу привести сюда матроса и снова предложу вам заняться ракетой. Если откажетесь, матрос будет убит.— Он щелкнул пальцами.— Вот так.
— Неужели?
Он не ответил, просто подозвал одного из охранников и прошептал ему что-то на ухо. Китаец кивнул, повернулся, но не успел сделать несколько шагов, как я сказал Леклерку:
— Позовите его обратно.
— Вот так-то лучше,— кивнул Леклерк.— Будете сговорчивей?
— Скажите ему, чтобы прихватил всех. Матросов и офицеров. Можете перестрелять их одного за другим, мне наплевать.
Леклерк уставился на меня.
— Вы что, окончательно спятили, Бентолл? — заговорил он наконец.— Или не верите в серьезность моих слов?
— Я тоже говорю серьезно. Вы забываете, с кем имеете дело, Леклерк. Я агент отдела контршпионажа, и общечеловеческие принципы для меня ничего не значат. Вам это следовало бы знать в первую очередь. Кроме того, я прекрасно понимаю, что вы все равно собираетесь их всех перестрелять, прежде чем уберетесь отсюда. Что с того, если они на сутки опередят график? Валяйте, тратьте патроны.
Он молча смотрел на меня. Текли секунды, сердце тяжело ухало в груди, отдаваясь болью, ладони повлажнели от пота. Он отвернулся. То, что он мне поверил, я знал. Это вполне соответствовало его беспощадной логике, логике преступника. Он что-то тихо сказал Хьюеллу, который вышел вместе с охранником, потом снова повернулся ко мне.
— У каждого есть своя ахиллесова пята, Бентолл,— миролюбиво сказал он.— Мне кажется, вы любите свою жену.
Жара внутри бетонного бункера стояла невыносимая, как в печке, но я похолодел, словно очутился в морозильнике. На мгновенье ярость и боль отступили куда-то, и я чувствовал только, как спина и руки покрываются гусиной кожей. Во рту вдруг пересохло, и в глубине живота возникла мерзкая тошнотворная слабость, которая всегда сопутствует страху. А я испугался, испугался тем страхом, который был мне доселе неведом. Я его ощущал, ощущал руками, чувствовал во рту его привкус, и этот привкус был самым гадким из всех, которые мне довелось перепробован, раньше. Я ощущал его запах в воздухе, и этот запах был смесью самых отвратительных зловоний. Боже, я должен был это предвидеть. Я представил ее лицо, перекошенное от боли, карие глаза, потемневшие от ужаса и страданий. Это же так очевидно. Только Бентолл мог упустить такое из виду.
— Несчастный кретин,— презрительно произнес я. Нелегко было выдавить слова из пересохшего рта через распухшие губы. Тем более сложно придать им подобающий скорбный оттенок, но мне и это удалось.— Она мне не жена. Ее зовут Мари Хоупман, и мы впервые встретились ровно шесть дней назад.
— Не ваша жена, да? Его это, похоже, не слишком удивило.— Товарищ по работе, надо полагать?
— Вы полагаете абсолютно правильно. Мисс Хоупман прекрасно понимает, чем рискует. Она уже много лет работает профессиональным агентом. Не пытайтесь шантажировать меня с помощью Мари Хоупмап. Если она об этом узнает, то проело рассмеется вам в лицо.
— Верно, верно. Агент, говорите. Британское правительство можно поздравить. Уровень миловидности агентов-женщин до сих пор был катастрофически низким, и мисс Хоупман существенно помогает восстановить равновесие. Поразительно милая девушка, по-моему, даже весьма очаровательная, он вдруг запнулся. Раз она вам не жена, вы ничего не будете иметь против, сели мы заберем ее с собой вместе с другими дамами?
Он пристально смотрел на меня, ожидая реакции. Я все понял без лишних слов, но реакции он так и не дождался. В правой руке у него был пистолет, автомат охранника нацелен мне в живот. Что толку от единственно возможной реакции в таких условиях? Вместо этого я сказал:
— Заберете с собой? Куда, позвольте спросить, Леклерк? В Азию?
— По-моему, это очевидно.
— А ракета? Послужит прототипом для нескольких сотен подобных?
— Совершенно верно.— Видно было, что его распирает желание говорить. Людям свойственно делиться с другими своими навязчивыми идеями.— Как и большинство азиатских стран, нация, принявшая меня в свою семью, обладает большей склонностью к утонченной имитации, если можно так сказать, чем способностью к оригинальным изобретениям. Через шесть месяцев мы размножим их в большом количестве. Ракеты, Бентолл, козырные карты в современной мировой политике. Мы нуждаемся в жизненном пространстве для своих «бесчисленных миллионов», как предпочитают именовать наше население газетчики. Австралийская пустыня может расцвести, словно роза. Нам бы хотелось прийти туда мирно, если получится.
Я оцепенел. Он, видимо, совершенно рехнулся.
— Жизненное пространство? Австралия? Боже, вы просто спятили. Австралия! Да по военному потенциалу вам в жизни не догнать Россию или Америку.
— Что вы этим хотите сказать?
— Неужели вы полагаете, что эти страны будут спокойно смотреть, как вы безумствуете в южном полушарии? Вы действительно сумасшедший.
— Они не будут безучастны,— спокойно ответил Леклерк.— Я совершенно согласен с вами. Но мы сможем уладить дела с Россией и Америкой. Этим займется «Темный крестоносец». Как вам хорошо известно, его основным преимуществом является исключительная мобильность и способность обходиться без стационарных пусковых площадок. Мы снарядим дюжину судов — естественно, не наших собственных, упаси Господь, а под самыми разнообразными флагами, от Панамы до Либерии или Гондураса — двумя, тремя ракетами каждое. Трех дюжин ракет будет достаточно, даже больше чем достаточно. Отправим корабли в Балтийское море и к полуострову Камчатка, по соседству с Россией, и кроме этого — к берегам Аляски и восточному побережью Соединенных Штатов. Стоящие у русских берегов корабли нацелят свои ракеты на станции наземного базирования межконтинентальных баллистических ракет в Америке, а те суда, что расположатся у берегов Америки, соответственно, возьмут на мушку ракетные установки в СССР. Потом они выпустят свои ракеты, более или менее одновременно. Град водородных бомб обрушится на Америку и Россию. Локационные радарные станции, сканнеры инфракрасного излучения дальнего действия, фотографии следов отработанных газов баллистических ракет, полученные со спутников,— все однозначно засвидетельствуют: ракеты с водородными бомбами летят из России и Америки. Последние сомнения отпадут, когда Москва и Вашингтон получат по радио — очевидно, что друг от друга,— предложения о немедленной капитуляции. Две сверхдержавы примутся уничтожать друг друга. Через двадцать четыре часа после этого ничто уже не сможет помешать нам делать в мире все, что заблагорассудится. Вы считаете, что я нелогично рассуждаю?
— Вы безумны.— Голос мой показался мне самому хриплым и глухим.— Вы совершенно безумны.
— Если бы мы все сделали, как
