Только теперь Меттерс понял, что фюрер изволил шутить. Зло, едко, крайне опасно – но все же шутить.

– Я понимаю вас, фюрер, – с нотками явного сочувствия проговорил он и на этот раз заставил передернуть плечами уже Скорцени: «Они что там, с ума посходили?! В концлагерь захотелось?!» – Но позвольте мне продолжить доклад. Профессор Крайз просил меня выяснить… Каким-то образом мы должны определиться, как перестраивать наш проект.

– Начните с того, что напомните об особенностях старого. Что там было предусмотрено?

– Ну, если в общих чертах… – нерешительно проговорил Меттерс. Чувствовалось, что он явно не готов был возвращаться к старому плану. К тому же побаивался, что это отнимет слишком много времени, крайне необходимого для утверждения нового.

Обергруппенфюрер Шауб все еще находился в зале. Он лишь отошел к старинному шкафчику, на котором белела довольно большая, вырезанная из слоновой кости, статуэтка Чингисхана, и делал вид, будто рассматривает ее. Адъютант все еще не без основания считал: само его присутствие уже является для штандартенфюрера СС гарантией того, что он имеет дело с фюрером, а не с его духом.

– Как вы помните, мой фюрер, – срывающимся от волнения голосом просвещал Меттерс Великого Зомби, – нами было предусмотрено, что мемориальный комплекс героев Третьего рейха охватит всю Европу, по ее естественным рубежам, и превратится в гигантский, планетарного значения памятник арийской цивилизации.

– Это общие положения, – едва слышно проворчал Великий Зомби. Однако микрофоны уловили даже его интонацию. Скорцени и его помощники уже не раз наблюдали за репетициями Великого Зомби, происходившими в этом зале, поэтому, отдавая дань древним мастерам, парни из СД все же не поленились прибегнуть к новинкам подслушивающей аппаратуры.

– Но они были воплощены в конкретные идеи. На Восточном валу, который, как вы помните, должен был пролегать от Архангельска до Астрахани…

– Вот именно: должен был. Но почему-то не пролег. – Скорцени услышал, как после этих слов фюрер буквально прорычал от негодования, и подумал, что это его возмущение тотчас же будет выражено словесным гневом. Как же он был удивлен, обнаружив, что, вместо этого, фюрер как-то удрученно умолк и притих. И вот тут уж «самый страшный человек рейха» не удержался и злорадно хихикнул, правда, пока что только про себя.

– Так вот, – стоически продолжал Меттерс, – по линии этого условного вала планировалось возвести несколько сотен огромных крепостных башен, вокруг каждой из которых были бы захоронения павших воинов Германии – с вечным огнем, ритуальными площадями и музейными залами внутри башен[43]. Именно этот Восточный комплекс должен был символизировать спасение европейской культуры от азиатских орд.

– И мы еще воздвигнем его, штандартенфюрер. Я не желаю, чтобы об этом говорили в прошедшем времени, как о чем-то совершенно несбыточном.

– Так точно, мой фюрер.

– Нет, вы не поняли меня, мой гробовщик, я действительно не желаю, чтобы о Восточном комплексе, как и о самом Восточном вале по линии Урала, уже говорили в прошедшем времени, – вдруг возгорелся в душе Зомбарта его основательно поугасший было патриотизм.

– Мы учтем это, – произнес Меттерс то единственное, что он мог в подобной ситуации произнести.

– А что там планировалось на Западе? Тоже башни, как спасение, на сей раз, от нашествия англо-американских варваров? – желчно сострил Зомбарт.

– Предусмотрено, что на скалах атлантического побережья Франции будет воздвигнуто несколько архитектурных сооружений, которые напоминали бы миру об освобождении Европы от бездарного великобританского владычества. В то время как на юге континента предусмотрен мемориал германских воинов в районе знаменитых Фермопил.

– На месте гибели трехсот спартанцев царя Леонида?

Меттерс замялся, не зная, как на этот раз реагировать на замечание фюрера, и беспомощно оглянулся на Шауба. Скорцени не был уверен, что Шауб понимал, о каком царе Леониде идет речь, тем не менее уверенно заметил:

– Какие еще спартанцы? Мало ли кто там погибал. Главное, что в эту войну в Греции погибло немало германских воинов.

– Однако сооружения, которые планируется там воздвигнуть, – подхватил его мысль Меттерс, – естественно, будут выдержаны в культовом духе, соединяя в себе элементы эллинской культуры, ставшей частью культуры арийской цивилизации.

Штандартенфюреру было явно за пятьдесят. Иссиня-белая голова его, едва овеянная пушком редкой растительности, была склонена так, словно он стоял перед Папой Римским, а вся приземистая невзрачная фигура являлась почти идеальным воплощением раболепия перед вождем и великой идеей. А посему, запечатленную в камне, ее спокойно можно было выставлять хоть на степных просторах Евразии, хоть на скалах нордической Атлантики. А то и под стенами Фермопил, если только кому-либо взбрело бы в голову осквернять гордый дух спартанцев увековечением подобного раболепия. И тут уж в Скорцени заговорил дух человека, который сам когда-то мечтал стать архитектором, строителем новой Вены.

– Словом, – решил подытожить их разговор, – с планами мемориалов у вас все нормально. Но тогда возникает вопрос: зачем вы пришли ко мне? Если я верно понял, вы обеспокоены тем, что на границах степной Азии и на скалах Нормандии оказалось слишком мало германских могил, – едко заметил Великий Зомби, и только теперь Скорцени наконец-то почувствовал, что он полностью вошел в образ. Это уже фюрер! И даже не «лже».

– Нет, мой фюрер, мы всего лишь исходили из того, что необходимо согласовать…

– Так откажитесь пока от всеевропейского комплекса мемориалов, – прервал его «фюрер». – Неужели не понимаете, что нам теперь не до них? Займитесь одним-единственным мемориалом, но тем, который действительно способен символизировать перед многими поколениями германцев неистребимое мужество воинов Третьего рейха.

– Каким именно, мой фюрер?

– Мемориалом «Альпийская крепость».

– Но…

– Вы не знаете, о чем идет речь?

– Я так полагаю, его следует создавать в районе «Бергхофа»?

– Тогда что вас смущает?

– Не было такого приказа. Вашего приказа, мой фюрер.

– Считайте, что он уже есть, – ужесточил тон Зомбарт. – Что вас смущает? Там, в районе «Альпийской крепости», уже обескровленная многими годами войны, Сталинградом и Курском, германская армия сумела по-настоящему противостоять несметным евразийским и англосакским ордам. Там своим исключительным мужеством она отстояла идеи национал-социализма. Разве такого обоснования недостаточно?

– Вполне. Мы немедленно займемся этим. Но в идее всеевропейского мемориального комплекса была заложена иная идея: основные мемориалы его должны были находиться на завоеванных нами территориях.