– Нет пользы размышлять о прошлом, – сказала Одиль, и на этот раз ее тон был каменным, как и ее лицо.

Она сунула снимок обратно в книгу.

Почему у нее сохранилась фотография какого-то нациста?

– Вы были знакомы с нацистами?

– Доктор Фукс приходил в нашу библиотеку.

Когда я представляла себе нацистов, они убивали людей в концентрационных лагерях, а не выбирали книги. И казалось неслыханным то, что Одиль знала его имя.

– Париж был оккупирован, – пояснила Одиль. – Мы не могли избежать встречи с ними, но не все и хотели этого. А этот был, как говорили немцы, «защитником библиотек».

– Так он спасал книги?

– Все не так просто.

Я подумала о том, чему меня учили в школе.

– Моя учительница истории говорила, что европейцы должны знать о лагерях. Что это обязательно.

– Я узнала о них уже после войны. А в то время моя семья просто пыталась выжить. Я тревожилась за англоязычных друзей и коллег, которых арестовали как вражеских союзников. Но хотя евреев изгнали из библиотек, мне никогда и в голову не приходило, что их тоже арестуют, а многих и убьют.

Одиль надолго замолчала.

– Вы сердитесь на меня за расспросы?

– Mais non. Да нет. Извини, я просто ушла в воспоминания. Во время войны мы, библиотекари, доставляли книги нашим друзьям-евреям. А гестапо даже расстреляло одного из моих коллег.

Расстрелять библиотекаря? Разве это не то же самое, что убить какого-нибудь врача?

– Они что, убили мисс Ридер?

– Она к тому времени уже уехала. Нацисты арестовали нескольких библиотекарей, включая директора Национальной библиотеки. Мы боялись, что мисс Ридер может стать следующей. Я ужасно горевала, когда она уехала. Но прощания – это часть нашей жизни. Потери неизбежны.

Я сожалела о том, что стала рыться в фотографиях. Они погрузили Одиль в глубокую печаль. Но она нежно погладила меня по щеке и сказала:

– Но иногда, впрочем, перемены рождают что-то хорошее.

Париж

1 декабря 1941 года

Месье инспектор!

Я пишу, чтобы сообщить: Американская библиотека приютила больше врагов, чем какой-нибудь лагерь для интернированных лиц. Начать с того, что там есть американская выскочка Клара де Шамбре. Она проводит в библиотеке больше времени, чем дома, как положено хорошей жене. Она тратит свои дни на хлопоты о пожертвованиях от всяких высокопоставленных приятелей, чтобы поддержать библиотеку. Сомневаюсь, что она декларирует эти доходы.

Она не любит немцев (называет их варварами) и насмехается над их правилами. Но то, что она графиня, не означает, что ей не нужно следовать предписаниями. Я уверен, она тайком носит книги читателям-евреям. Кто знает, на что еще она способна? Это весьма скользкая особа.

Зайдите туда и убедитесь сами. Сразу поймете, что графиня считает себя выше закона.

Подписано: Тот, кому все известно

Париж, декабрь 1941 года

Клара де Шамбре, наша новая директриса, помогала основывать Американскую библиотеку в Париже в 1920 году. Вместе с Эдит Уортон и Энн Морган она стала одной из первых попечителей. Графиня не только написала несколько работ о Шекспире, но и перевела его пьесы на французский. У нее был тот же издатель, что и у Хемингуэя. А недавно, в эти последние месяцы, она постоянно искала пожертвователей, чтобы покрыть расходы библиотеки – от угля до заработной платы, и постоянно писала письма, чтобы уберечь от нацистских властей Бориса и сторожа, которых могли отправить на работы в Германию как часть плана «очистки». А я тревожилась, что ее могут арестовать как заметную иностранку.

У стола абонемента я поделилась своими страхами с Борисом и Маргарет, когда Борис выдавал мадам Симон очередной журнал «Харперс базар». Он сказал, что Клара вышла за графа Альдебера де Шамбре, французского генерала, еще в 1901 году. У нее было двойное гражданство, так что она не могла считаться союзницей врага.

И как раз в этот момент в зал ворвался месье де Нерсиа, а за ним спешил мистер Прайс-Джонс.

– Японские камикадзе ударили по Перл-Харбору! – закричал месье.

Мы столпились вокруг него.

– Что еще за камикадзе? – спросила Маргарет. – И где этот Перл-Харбор?

– Японцы атаковали американскую военную базу, – перевел для нее мистер Прайс-Джонс.

– Значит ли это, что Соединенные Штаты начнут воевать?

У меня на миг вспыхнула надежда, что Германию скоро разобьют.

– Мы думаем – да, – кивнул месье де Нерсиа.

– Американцы уничтожат нацистов! – воскликнула я.

– Вряд ли они окажутся хуже французской армии, – заметила Маргарет.

Я вскинула голову. Да как Маргарет смеет критиковать солдат вроде Реми, когда сама одной из первых сбежала из Парижа?!

– Британские силы определенно поспешили отступить на свой островок.

Мы с Маргарет уставились друг на друга, и я ждала, что она возьмет свои слова назад.

– Нам не стоит рассуждать о политике, – наконец произнесла она.

Маргарет протянула мне оливковую ветвь мира, но не извинения. Я постаралась не злиться. Она не хотела выглядеть бестактной. Боясь сказать что-нибудь такое, о чем потом пожалею, я поспешила к пишущей машинке в задней комнате в надежде, что работа над бюллетенем меня отвлечет. До оккупации я бы сделала пятьсот копий на нашем множительном аппарате, но при почти полном отсутствии бумаги я теперь вывешивала на доску объявлений лишь один-единственный экземпляр.

Мистер Прайс-Джонс сбежал следом за мной и сел рядом:

– Вы так стучите, что вас слышно в читальном зале.

Я показала на ленту в машинке:

– Она такая старая, что буквы становятся все бледнее и бледнее.

– А я подумал, что вы, возможно, работой изгоняете гнев. То, что Маргарет сказала о французской армии, было не слишком учтиво.

– Она, конечно, ничего такого не имела в виду, но это задевает. – Я прикрыла пальцами клавиши «р», «е», «м», «и». – Я так скучаю по своему брату… и знаю, что он хорошо сражался.

– И Маргарет тоже это знает. Просто она иногда говорит не подумав.

– Все мы так делаем. – Мне необходимо было какое-то интервью для ежемесячного бюллетеня. – А что вы любите читать? Какие книги цените больше всего?

– Честно?

Я слегка наклонилась к нему. Может, он сейчас признается, что читает скандальные романы?

– Всего лишь на прошлой неделе я избавился от всего моего собрания.