– Что?!

Отказываться от книг – все равно что отказываться от воздуха!

– Я уже отдал должное Софоклу и Аристотелю, Мелвиллу и Готорну – книгам, подаренным мне университетом и моими коллегами. Я достаточно времени провел в прошлом. Теперь я хочу жить в настоящем. Скотт Фицджеральд, Нэнси Митфорд, Лэнгстон Хьюз.

– А с вашими книгами вы что сделали?

– Когда я услышал, что все собрание профессора Коэн разграбили, я уложил свои книги в коробки и отдал ей. Кража книг – все равно что осквернение могил.

И хотя мистер Прайс-Джонс дал понять, что был доволен, отдав то, что собирал всю свою жизнь, я почувствовала, что причина тут в другом. Он расстался со своими книгами, потому что профессора вынудили расстаться с ее библиотекой. Я напомнила себе, что есть люди, у которых проблемы серьезнее и болезненнее моих.

Но все равно продолжала дуться на Маргарет.

KRIEGSGEFANGENENPOST

12 декабря 1941 года

Дорогая Одиль!

Знаешь, как я догадываюсь, что ты не обо всем мне пишешь? Ты давным-давно не жаловалась на папа́, и ты почти не упоминаешь о Поле. Возможно, тебе кажется, что ты не можешь писать о нем, потому что со мной рядом нет Битси. Но ты ошибаешься. Мне как раз хочется узнать о том, как взрывается папа́ и как сплетничает маман. Мне хочется знать о том, что ты влюблена. Расскажи, что ты на самом деле чувствуешь, не думай о том, будет ли мне это тяжело. Твоя честность нужна мне так же, как твоя любовь. Обладать лишь частью тебя, ощущать цензуру в каждом предложении просто убийственно. Мы не вместе, но мы не должны отдаляться. Битси тоже колеблется в своих письмах. Да и я. Мне хочется оградить тебя. Я не хочу, чтобы ты знала. И я хочу, чтобы ты знала.

Здесь очень тяжело. Мы голодны, мы устали. Наши головы склонены, наша одежда истрепана. Мы тоскуем по дому. Мы боимся, что наши возлюбленные нас забудут. Мы плачем, когда думаем, что никто этого не услышит. Но что нас беспокоит больше всего, так это слово «пленники», оно ассоциируется с «преступниками». Но мы только сражались за свои убеждения и свою страну. А теперь по периферии нашего зрения всегда висит колючая проволока.

Люблю тебя,

Реми

20 декабря 1941 года

Милый Реми!

Я постараюсь ничего не утаивать. Мы с Полем сбежали из-под наблюдения маман. Он нашел для нас какую-то пустую квартиру для дневных свиданий. Мы украсили будуар моими книгами и его зарисовками Бретани. Здесь нет отопления, и мы ужасно мерзнем, но оно того стоит! Я никогда не думала, что может быть занятие увлекательнее чтения.

Германия объявила войну Соединенным Штатам, и американцы во Франции теперь вражеские союзники, и я боюсь, что нацисты закроют нашу библиотеку навсегда. Хотя все служащие стараются делать вид, что ничего не происходит, мы устали и напуганы. Двигаемся как заводные игрушки. Иногда я начинаю злиться без причин. Иногда мне трудно думать. Иногда я не знаю, что думать.

В любом случае мы ждем рождественской вечеринки. Графиня сказала, что мы можем привести родных, если они высшего сорта, так что я пригласила маман и «тетю» Евгению. Папа́ не может прийти, у него какие-то встречи. Поэтому я на него и не жалуюсь. Он почти не бывает дома.

Люблю тебя,

Одиль

Аромат горячего вина со специями, приготовленного Борисом, плыл по всей библиотеке. В камине потрескивали каштаны. Битси помогала детям выреза́ть украшения для елки из старых каталогов. Мы с Маргарет нашли в кладовой яркие красные ленты и украсили читальный зал.

– У меня в квартире холодно, – сказала Маргарет. – Я могла бы использовать несколько этих заплесневелых книг в качестве дров.

Я инстинктивно схватила какой-то роман и прижала его к груди. Я бы скорее замерзла насмерть, чем уничтожила хотя бы один томик. Многие из этих книг были присланы из Америки для солдат во время Великой войны. Их читали в окопах и в полевых госпиталях, они приносили покой и помогали убежать от реальности.

– Да я шучу! – рассмеялась Маргарет. – Ты ведь понимаешь?

– Конечно…

И все равно говорить так было ужасно. Я ушла в уголок, баюкая «Портрет Дориана Грея», 823. Я вдохнула слегка пыльный запах книги, воображая, что это смесь запахов пороха и окопной грязи. Всякий раз, когда я открывала потрепанную книгу, мне нравилось думать, что я выпускаю на свободу дух какого-то солдата. «Привет, старина, – шептала я. – Теперь тебе ничто не грозит, ты дома».

– Разговариваешь сама с собой? – поддразнила меня Битси.

За ней появились маман и Евгения.

– Значит, вот где ты работаешь, – произнесла маман. – Здесь не так мрачно, как я ожидала.

– Вы что же, думали, будто она трудится в угольной шахте? – хихикнула Евгения.

Маман весело хлопнула ее по руке.

Каждый из пришедших принес какой-нибудь деликатес, которых теперь было так мало. Стоили они чудовищно дорого, их добывали либо на черном рынке, либо у деревенской родни. Нежный сыр камамбер. Корзинка апельсинов. Евгения поставила на стол тарелку паштета из гусиной печенки. Они с маман приготовили его из гусиных потрохов, которые Поль привез из Бретани.

В комнате все затихло, когда появилась графиня, в горностаевой накидке, под руку с мужем, седовласым джентльменом в смокинге. Даже без медалей на груди было ясно, что он генерал, – по его осанке, по тому, как он окинул гостей холодным взглядом, словно это были его войска.

У стола с закусками мадам Симон загнала в угол Клару де Шамбре, многословно объясняя ей, как соорудила шляпку-тюрбан из старого купального халата. Графиня бросила на мужа взгляд, призывая его на помощь, и генерал, как послушная комнатная собачка, поспешил увести ее.

– Он командовал солдатами на двух континентах, – сообщил мистер Прайс-Джонс.

– Но в том, кто командует теперь, сомнений не остается, – заметил месье де Нерсиа.

– Генерал встретился со своим Ватерлоо.

– Встретился с Ватерлоо? Он женился на ней.

Поль увел меня в мою любимую секцию стеллажей, к 823, где мы присоединились к Кэти и Хитклифу, Джейн и Рочестеру.

– Ты женщина всей моей жизни, – сказал Поль. – Твое лицо я хочу видеть, когда просыпаюсь, и его же я хочу целовать перед сном. Все, что ты говоришь, так интересно… Мне нравится слушать об осенних листьях, что хрустят под твоими ногами, о нервных читателях, которых ты успокаиваешь, о романах, которые ты читаешь в постели. Я могу доверить тебе свои самые тайные мысли, рассказать о любимых книгах. И больше всего я хочу, чтобы наши беседы продолжались. Ты выйдешь за меня замуж?

Предложение Поля походило на безупречный роман, конец которого предсказуем и все равно почему-то удивляет.