– Он мертв. – Сэм возвратил прибор в футляр. – Что тут стряслось?

– Сначала просто собралась толпа. Мы пытались контролировать весь транспорт, идущий на Айленд и обратно: большинство зараженных поступает оттуда. На остров пропускали только тех, кто там живет или работает, и не давали вывозить птиц. Понятное дело, образовалась пробка. Люди вовсю сигналили и орали, но в целом вели себя прилично, пока кто-то не прочел на машине название зоомагазина и не распахнул задние двери. Вот этот бедолага набил фургон птицами из своей лавки. Что собирался с ними делать, одному богу известно. Кто-то его пристрелил, машину подожгли, потом в толпе заметили пару больных чумой, и понеслось… До прибытия военных я тут уже ничего не контролировал.

– Доктор, сюда!

Финн махал рукой, указывал на двоих, лежащих на свободном пятачке. Сэм подошел и убедился: болезнь Ранда.

Он занялся одновременно профилактикой и лечением.

«Скорая» могла вместить максимум восемь человек, а зараженных было обнаружено только четыре. Битые и обожженные, кто находился в сознании, категорически отказывались ехать в одной машине с чумными. Спорить не имело смысла. Так и не очнувшегося полицейского вместе с капельницей перенесли в салон, три места остались свободными. Киллер ловко поехал по улице задним ходом, при первой возможности развернулся и под вой сирены погнал к Бельвью. По пути бригада получила радиопредупреждение: карантинные зоны в больницах переполнены, к операционным очередь.

«Скорая» обогнула здание Бельвью и встала у главного подъезда. Там дежурили добровольцы-носильщики из административных служб, принимали пациентов и доставляли их в родильное отделение, откуда недавно эвакуировали рожениц. Больница быстро заполнилась под завязку.

На складе, куда Сэм зашел пополнить аптечку, его разыскал другой интерн, Томо Милетич.

– Подпиши здесь и здесь. – Томо сунул больничный бланк. – Я забираю твой «Мясной экспресс», а ты звони в приемное, там для тебя сообщение. Кто твой водитель, Киллер?

– Да, он за баранкой. – Сэм вывел свое имя-фамилию. – А в чем дело-то?

– Без понятия, мне велели передать, я и выполняю. До встречи… если я переживу Киллерову езду.

Томо повесил на плечо набитую сумку и вышел. Сэм нашел видеофон.

– Секундочку, доктор Бертолли. – Медсестра зашуршала бумагами. – Да, в вашей комнате посетитель, он вас ждет, а потом надо будет встретиться с профессором Шейблом, он с доктором Маккэем в кабинете тридцать девять – одиннадцать.

– А вы знаете, кто у меня?

– Нет, доктор, насчет этого ничего не написано.

– Ладно, спасибо.

Он озадаченно помял подбородок. Ну и как это все понимать? Кто такой важный пожаловал, что ради встречи с ним Сэма сняли с дежурства? И при чем тут Шейбл и Всемирная организация здравоохранения?

Сэм хотел позвонить, уже взял трубку, но решил, что лучше просто подняться в свою комнату. По пути сделал только одну остановку, чтобы смыть копоть с лица и рук.

Его ждал офицер войск ООН. Здоровяк стоял спиной к Сэму, смотрел в окно, руки были сцеплены сзади – стойка вольно, по-парадному. На столе пилотка с золотой окантовкой, значит, это генерал. Взгляд Сэма переместился с пилотки на знакомую, ручной работы кобуру, из которой торчала хромированная, с тиковыми щечками рукоятка «безоткатного» пистолета калибра 19 мм. Когда военный повернулся, у врача машинально расправились плечи и возникло сильное желание отдать честь.

– Десять лет, да, Сэм? – спросил генерал Бёрк, шагая навстречу и протягивая узловатую коричневую лапищу.

Сэм ответил на рукопожатие, плотно соединив пальцы, – вспомнил в последний момент, что это снижает риск переломов.

– Да, сэр, не меньше десяти. – Ничего лучше на ум не пришло.

Внешне Бёрк не изменился, разве что прибавилось гусиных лапок на висках возле горящих темным огнем глаз да чуть больше выпятилась массивная челюсть. Но что этот человек здесь делает?

– Сэм, давай так: ты не будешь говорить мне «сэр» или «генерал», а я за это не стану обращаться к тебе «доктор». – Еще одно мощное пожатие, и Бёрк отпустил руку интерна. – Для своих я Секач.

– Я знаю, как вы получили прозвище, это случилось при мне. – Улыбка далась Сэму нелегко.

Дело было на Тайване, когда уже шла эвакуация. Ночная атака партизан застала всех офицеров в столовой, в огромной палатке. Генерал редко бывал без оружия, и это оказался именно такой случай. Но Бёрк заскочил на кухню, схватил огромный мясницкий нож и заверещал как апач, тем самым подкрепив слух о своем полуиндейском происхождении. Потом прорезал в стене палатки дыру и напал на противника с тыла. Такую ночь забыть невозможно, особенно если ты ее пережил вторым лейтенантом, самым зеленым юнцом среди офицеров подразделения.

– О черт, а я и забыл! Ты тогда был сопливым салажонком, но учился быстро.

Сэм ожидал хлопка по спине, так что успел чуть повернуть корпус и сберег лопаточную кость от раздробления.

У Секача Бёрка был широкий рот и гипертрофированные мускулы – ни дать ни взять пародия на истинного техасца. Но при такой внешности он был одним из самых хитрых и изворотливых генералов в войсках ООН. Этот человек ничего не делал без умысла.

– Секач, зачем пожаловал? Уж всяко не для того, чтобы возобновить старое знакомство.

– Узнаю нашего Сэма! Ты всегда норовил сразу взять быка за рога. Плесни-ка чего-нибудь, и я введу тебя в курс.

В шкафчике хранилась початая бутылка ирландского виски, и Сэм, знавший вкусы Секача, нашел стакан для воды и наполнил его до середины. Он поколебался, но вспомнил, что снят с дежурства, и налил себе.

– За ирландцев, за их болота, за их виски! – Генерал поднял стакан. – Uisce beatha[4].

Виски Бёрку хватило на один глоток, и он мрачно заглянул в стакан, прежде чем его отставил.

– Эта чума из космоса – проблема не из маленьких. Мы с тобой за всю службу таких не знавали. И она растет как снежный ком. Сэм, мне нужна твоя помощь.

– Секач, от меня тут мало что зависит. Из армии я давно уволился, сейчас у меня медицинских забот полон рот.

– Знаю. И отпущу тебя к ним, как только мы закончим. Будь другом, объясни кое-что. Ты был возле корабля, когда вышел Ранд. Ты разговаривал с ним, видел, как он писал. Что он хотел сообщить и почему запер корабль после того, как вышел? Есть какие-нибудь догадки?

– Только те, что отражены в отчете. Я делал вскрытие – и с тех пор постоянно думаю о случившемся. В любом случае не стоит придавать записке слишком большого значения.

– Это почему же?

– Если не вдаваться в клинические подробности… у него был поврежден мозг. Высокая температура, в крови сплошные токсины – Ранд уже терял сознание. То, что он написал – о болезни на корабле, – может быть ужасно важным. Но с той же долей вероятности это может быть и горячечным бредом.