Игорь лениво моргал, устроившись у неё на коленях.

Долгое время я просто лежала, ошеломлённая пережитым.

– Простите, – мистер Уортингтон протянул к нам руку – тёмную, мерцающую, едва заметную полоску. – Простите.

– Это было как на американских горках, Омбралина? – спросила нонни. – Вы носились по воздуху?

Генри отвернулся от меня и сухо ответил:

– Да, нонни, носились по воздуху.

– Его якорь – кукла, – сказала я, потому что это было очевидно. – Нужно найти куклу Таби.

Глава 40

Март

Во время наших поисков мы не отпускали мистера Уортингтона от себя. Тени следовали за нами повсюду, каждый день, жадно клацая чёрными челюстями. По ночам сквозь сон я слышала стук когтей по крыше, тихие стоны, грохот на чердаке, где пол прогнил и не выдерживал даже ничтожного веса.

– Потолок упадёт! Una catastrofe![23] – объявила однажды нонни после ужина, пока я пыталась стирать пыль.

Маэстро сидел за кухонным столом, подперев голову рукой, и изучал партитуру Второй симфонии Малера.

– Не волнуйтесь, девочки. – Он улыбнулся нам. Глаза у него были красными и водянистыми. Интересно, спит ли он по ночам, слышит ли зловещий шорох. – В последнее время в здании появились новые звуки. Не волнуйтесь из-за них. Это шмыгают крысы. Я уже вызвал дератизатора.

Я подняла одну бровь:

– Крысы?

– Нет-нет! – Нонни покачала головой. – Это тени. Оливия рассказала мне: они приходят и забирают тебя! – Она продёрнула платок через пальцы.

Я стояла с тряпкой в руках и не могла понять, о чём подумал Маэстро. Казалось, даже тени, шныряющие по крыше, слышат стук моего сердца.

– Ну, не важно. – Маэстро вернулся к партитуре. – Вот это… – дрожащим пальцем он указал на ноты, – это всё изменит. Мы вернёмся домой. Она вернётся.

С кухни я удалилась как можно тише, а в коридоре побежала в сторону кассы и заперлась изнутри. Взяв трубку телефона, я почти уже набрала номер Генри – и остановилась.

Что я ему скажу? «Маэстро окончательно сбрендил. Он думает, что какая-то симфония может вернуть мне маму»?

Я повесила трубку и стала расхаживать по комнате, мистер Уортингтон летал у меня за плечами.

– Нет, ну это же сумасшествие! – Я пнула один из шкафов, и он издал удовлетворительный треск. – Как будто какая-то музыка, которую он исполнит, волшебным образом призовёт её назад. Может, она уже на другом конце света.

Мистер Уортингтон кивнул:

– На другом.

– Правильно. Ну так вот. Я больше не хочу думать об этом. Пусть утешается своими бредовыми иллюзиями – только бы дирижировал оркестром. – Я распахнула дверь, решительно вышла в вестибюль – и остановилась как вкопанная.

Вокруг мраморной колонны обвилась тень и посматривала на меня. Длинные когти процарапали в камне бороздки.

При виде этой приготовившейся к нападению твари внутри у меня всё закипело, и я бросилась на неё, вытянув вперёд руки и согнув пальцы.

– Убирайся! – крикнула я. – Вон отсюда!

У двери лежала стопка свежеотпечатанных программок, приготовленная для следующего концерта. Я схватила её и швырнула в тень. Та посеменила прочь, буклеты посыпались ей на спину, и мне показалось, что я услышала странный звук, словно стонал раненый пёс.

Когда она сбежала, я осталась одна посреди вестибюля. Меня трясло. Мистер Уортингтон порхал позади меня, бормоча, как молитву:

– На другом, на другом.

Однажды я так устала от поисков куклы Таби, уроков, работы и изучения алгебры (последнее на самом деле оказалось довольно интересным занятием), что сразу после возвращения из «Счастливого уголка» заснула и пробудилась только в два часа ночи.

Мистер Уортингтон стоял на голове посередине комнаты. Ему нравилось спать в разных положениях.

Я сказала ему, что пойду попить воды, убедилась, что рядом с нонни он в безопасности, и в носках пошлёпала на кухню. Меня потянуло пройтись по тихим помещениям за сценой. Инструменты – рояль, арфа – молча стояли в бледном свете, струящемся через окна. Несколько музыкантов оставили на спинках стульев свои пиджаки. Казалось, всё было засыпано инеем.

Проходя мимо комнаты Маэстро, я заметила, что дверь приоткрыта и через щель в коридор падает тонкий луч света.

Я заглянула внутрь.

Маэстро спал на своей кровати, прямо на партитуре. Я на цыпочках подошла ближе и присмотрелась: Вторая симфония Малера, часть четвёртая, «Urlicht»[24]. Какая неожиданность. Маэстро повернулся на спину и захрапел.

«Фу. – Игорь вбежал в комнату и прыгнул на матрас. – Хорошо хоть слюни не пускает».

– Очень смешно.

И тут я заметила лежащую между Маэстро и стеной открытую пластмассовую коробку, а под щекой у Маэстро рассыпанные по кровати письма. Я узнала петлистый почерк: «Дражайший Отто…»

Странно, во сне Маэстро выглядел совершенно иначе: с открытым ртом он казался лет на пять старше. Он что, заснул, перечитывая эти письма?

Из-под его руки выглядывал треугольный обрывок бумаги – уголок газетной вырезки.

Я вытащила его. Жирные пальцы Маэстро смазали некоторые слова, но заметку я смогла прочитать без труда. Слов было немного, но достаточно:

Вэйверли Кара.

Вэйверли – девичья фамилия моей мамы. Пальцы у меня задрожали, и вырезка чуть не выпала из рук. Игорь сел и поставил передние лапы мне на запястье.

Я сделала глубокий вздох и продолжила читать:

Вэйверли Кара. Скончалась 15.02. Поминальная служба состоится 21.02 в 15:00 в баптистской церкви «Пайн Ридж» по адресу: Грандисон-роуд, 5144.

Я никак не могла осмыслить словосочетание «поминальная служба».

– Это же в нашем городе, – произнесла я вслух. – Она была здесь? Но…

И тут я увидела название газетного раздела – самое отвратительное, самое непростительное из известных мне слов: «Некрологи».

Мне не нужна была помощь Генри или Джоан, чтобы понять его смысл. Я знала его. Понимание медленно пришло ко мне, и внутри всё словно оборвалось.

Это означало, что мама умерла.

Часть четвёртая

Глава 41

– Ничего не понимаю, – прошептала я.

Игорь тихо мяукнул. «Понимаешь. Думаю, ты всегда понимала это».

– Но…

Газетная вырезка, паря, как Тилли, любившая зигзагами спускаться из-под потолка, упала на пол. Газета была годичной давности, за прошлый февраль.

– Оливия, что случилось? – Маэстро проснулся, зевнул и потянулся ко мне.

– Не трогай меня! – Я стукнула его по рукам.

– Оливия, что случи… – Он заметил на полу некролог и