Шли медленно. Толстые прорезиненные колеса тачкотележки легко уплывали в стороны по чавкающей земле. Снег сошел здесь полностью, и даже аномальный холод куска, попавшего под морозники, начал таять. Костыль, пытавшийся устроиться, замер, вцепившись в бортики. Ругался на чем свет стоит и злился, плюясь гневом, как раскаленной кислотой, вместо слюны.

Ствол ПК торчал вверх и вбок, прижимая Костыля к борту. Тот и так, и так пытался уложить пулемет, но не выходило.

– Вы – садисты! – заявил Костыль. – Пользуетесь моей беспомощностью, а ведь я, живота своего не жалея, защищал вас практически до последней капли крови. А вы?

– А себя ты не защищал, балабол? – поинтересовалась Уколова, пыхтящая слева. – А?

– И пострадал, прошу заметить.

– Сиди в своей тачанке, дорогой друг, – старлей остановилась. – И не выеживайся.

Азамат усмехнулся. Она права, что и говорить. Могли бы бросить и уйти. Какие такие муки совести и ее же угрызения? Он им кто? Попутчик. И делу венец.

– Почти добрались до МТС, – сказала Даша, – вон крыши. И…

Азамат покачал головой. Беда не приходит одна. Кто-то там жил, отсюда видно дымок. Только…

Он посмотрел вверх. Темнело, да так, что впору бы вернуться. Только не получится. Слишком далеко ушли, а ружье свое дед явно нашел. Сало можно и со следующими передать, если что. А этих все же засолить и оставить вялиться в погребе. Именно так и казалось Азамату.

В липкой жиже тонуло все окрест. Плавая болотными ленивыми волнами, она тут же набегала на следы, затягивая и хороня в себе. Захочешь – не найдешь. Вроде и на руку, да, но…

Думалось Азамату сейчас нехорошо. Про себя самого – как упустил что-то из виду? Лежавшее прямо перед глазами. Что? А?!

Вспоминай, вспоминай…

Дедова хибара и сарай. Пристрой. Кривой забор и неухоженный двор. Грязь, навоз, свалка какая-то повсюду. Так, так…

Свалка. Вокруг нет больших сел, Северное, до Бугуруслана далеко, дед – старый, детей-помощников нет. А в кучах, тут и там раскиданных по двору, всякого навалом. Коляски детские, две штуки. Точно. Одна стояла прямо на виду, вся такая розовая, на подкачивающихся разнокалиберных колесиках. Да даже не две. У сарая, закиданные тряпьем, торчали еще два таких же вездехода, блин. И саночки. А тряпье?

А тряпье тоже с бору по сосенке. Заношенные бушлаты без рукавов, тулупы, шубка, куртки, плащи ОЗК, само собой, только верхняя одежда. Несколько теплых брюк-ватников, и все.

Двустволка старая, шарниры расшатанные, а вот ложе новое. С резьбой, водники такую делали, точно. А он, дурак, внимания не обратил. Хоть возвращ…

Позади рокотнуло, треснуло. Азамат оглянулся, оторопев от еще одной негаданной беды.

Небо синело сполохами. Никуда морозники не ушли, покрутили-покрутили вокруг, да вернулись добить ускользнувших людишек. Так…

Значит, вперед. И…

Азамату хотелось отвесить самому себе. Да посильнее. Когда они спускались по дедовскому холму, что откинула Даша и что не увидела Уколова? Заметь старлей, мало ли, как вышло бы? Почему она там не сообразила, на подворье? Устала?

Даша, оскользнувшись на спуске, выбила из грязи оторвавшуюся подошву. Ерунда, казалось бы, но…

Новая была подошва-то. Аж желто блестела внутренней частью, свежесмазанной кожаной подметкой. И гвоздики все чистые, не черные, не рыжие. Кто ж сейчас такое сокровище просто так оставит? И что? Да все просто.

Кто-то ушел к гребаной МТС раньше их. Прям на чуть, но раньше. А так дедок бы подобрал кусок обувки да в хозяйство пристроил. А что владелец не подобрал? Ну… тут проще. Он убегал. А вот от кого и стоит ли делиться мыслями со своими?…

Кот остановился метрах в десяти перед людьми. Застыл, дрожа ушами. Азамат бросил ручку тачанки. Обрез уже смотрел в сторону развалин. Или не совсем развалин? Сало понесли в обход, поверил он интуиции и, чего уж, немного и деду. А теперь?

Саблезуб неуверенно шагнул вперед. Остановился… обрубок хвоста смешно, прям как у зайки-беляка, подрагивал. Не любил Азамат этих вот дерганий, сильно не любил. Друг встревожен, да не на шутку. Но не понимает, из-за чего. Совсем не понимает, а-я-я-й… беда-а-а.

Черные осенние деревья торчали обожженными костями, остро коля низкое серое небо. Снег еще не падал, туча нависала над головой готовым лопнуть гнойным мешком. Редко падающие хлопья сыро липли к одежде, таяли, пытаясь дотянуться мокрым холодом до тела. Обещали покрыть все вокруг, лечь вновь тяжелым сырым одеялом, задушить остатки осени ледяными чугунными объятиями.

– Идемте, – Азамат посмотрел на свой чудо-отряд. Может, у него с головой что после последних ударов по ней, а? Паранойя и все впереди спокойно? – Надо укрыться.

Надо…

Даша, замотанная до предела, держалась только чудом, иначе не скажешь. Уколова, такая надежная и умелая, блестела запавшими глазами над черной полосой шерсти, закрывающей лицо. Блестела уверенно, не замечая в самой себе тягучей, засасывающей в себя усталости. Костыль… Костыль смотрелся бодряком. Да и с чего иначе?

Усталость легко и незаметно убивает кого угодно. Легонько сесть на шею совсем молодой девчушки, не имеющей никакого опыта, легче легкого. Эта серая водянистая мразь оплетает человека с ног до головы, запускает шипастые отростки-корни повсюду, проникает до мельчайшего мускула, что не подозреваешь в себе. Таится, прячется, еле-еле шевелясь внутри тебя, отравляя беспомощностью и ядом таких вроде бы хороших желаний… лечь, отдохнуть, оставить на потом, ведь надо всего лишь закрыть глаза и поспа…

Просыпайся, если сможешь. Беда царит везде, ее гончие служат ее желанию поиграться с людишками. А гончих у нее достаточно.

Чернота глубокого и смертельного сна не выпустит, даже когда снег покроет тебя с головы до пят. Проснешься, не чувствуя ног-рук, почерневших и отдающих звоном сосулек.

Бездна беспамятства тела, загнавшего себя вусмерть, не даст вовремя очнуться. Откроешь глаза и увидишь лишь поблескивающую на кривых желтых клыках слюну.

Тьма внутри тебя самого, накатившая подло и неожиданно, не разрешит ослабевшему слуху предупредить вовремя. Очнешься лишь после взрыва боли в голени, заметив чей-то тяжелый сапог. Щелчок предохранителя уже был, но тебе спалось…

Всему и всем есть предел. Азамат, глядя на своих, вспоминая самого себя и ОСНАЗ, понимал простую аксиому. И принимал ее полностью. Сам-то, как и кот, прошел бы до людей и жилья за стенами поселка. Но люди, вот эти самые, еле стоящие на воющих болью ногах, доверили ему себя. Значит… значит, привал. За этими деревьями, за чертовыми черными, вывернутыми, безумными загогулинами стволов.

– Ждите здесь, – Азамат достал патрон, закусил зубами. – Ефли фто, фалифе нахфен…

Земля чавкала. Не желая подмерзать в ночь, выдавала с головой. Красться особо не выйдет, как ни старайся. Саблезуб, дождавшись его, потрусил вперед, как всегда в последние… Да и какая разница, сколько последних лет.