Черные скелеты влажно скрипели набухшей корой. Тянули корявые сучья-крючья к двум забредшим кускам живого тепла. Роняли морось, недовольно шелестя лысыми руками-когтями. Прятали в своей сырой глубине возможный приют. Или новую засаду на их голову, уж как выйдет.

Азамат прошел через когда-то аккуратную посадку. Вязы, неожиданно принявшиеся посреди степи, высаживали с обеих сторон уже умершей дороги-грунтовки, густо заросшей, сейчас заметной только по редким голым кускам. Остальное сплошь покрывали засохшие и острые даже сейчас бустыли борщевика и редкого курая.

Деревья росли попарно, с широкой дорожкой между ними. Снег тут выжил со вчерашнего, светлел ноздреватыми кучками, хлюпающими под ногами. Впереди, в просвете, светлело даже в сумерках. Стены из бетонных плит, стоявшие полвека до Войны, смогли пережить и Беду. Держались, заваливаясь друг на друга и просто в стороны, но стояли. Пусть и не все.

Одно, второе… третье почти не виднеется. За ними еще пара кирпично-бетонных горбов-спин. Понятно, это как раз большущие гаражи, когда-то лечившие и баюкавшие трактора с комбайнами. Небольшие дома вокруг – для персонала. Сколько таких Азамату довелось встретить, бродя по никак не сдающемуся родному краю? Много.

А там что? А там – машины, не угнанные хозяевами, обросшие вездесущим вьюнком и чертовой сорной травой. Проржавевшие, треснувшие бортами и рассыпавшие стальные звенья гусениц, с растрескавшимися и сгнившими покрышками в рост человека. Смотрящие пустыми проемами вместо блестящего стекла, гудящие рыжими, не обломанными ветрами и непогодой, барабанами мотовил.

«Холланд», «Нива», «Джон Дир»… Азамат усмехнулся.

Старые знакомые. Он находил их останки посреди черных полей, ставших лугами, и внутри покрытых грязью огромных торговых площадок. Силуэты некоторых стали почти родными. Исполины, когда-то дарившие людям хлеб. Прогоняющие через шнеки с транспортерами золотые зерна, пахнущие жизнью куда сильнее, чем что-то другое.

Прятаться внутри них он бы не стал. Двадцать лет под ливнями, жарой, морозом, снегопадами и градом никому не пойдут на пользу. Металл держится на соплях и последних силах сварки с заклепками. А вот за ними? А вот за ними легко.

Саблезуб шел, пружинил на мягких лапах. Ворочал башкой во все стороны, тянул воздух. Перед дырой в стене, рухнувшей и рассыпавшейся плитой, задержался. Запах гари и дым, замеченные издалека, жиже не стали.

МТС давала приют разным бродягам. Это уж как пить дать. И уж еще точнее, что хозяева здесь водились. Кто пропустит возможность занять вполне себе по нынешним временам укрепленное жилье? Подлатать, туда-сюда, живи – не хочу. Только труд и терпение вложи. Радиации тут сроду не случалось, химия, если дед не врал, выветрилась, да давно. Сам дедок и евойная бабка были с виду люди людьми.

Азамат остановился у пролома. Укрылся за едва державшейся половиной плиты, вставшей дыбом. Так…

Дым не простой. Лишь подойдя ближе, понял: тушили мясо. На костре вместо печки, как кто-то случайный и перехожий. Кто-то, живущий постоянно, сложил бы печь… Так, это ладно. Вон там, в небольшом здании бывшего управления. Так и есть, даже отблески еще видны. Ну, надо посмотреть. Странно… Никого нет. Не слышно ни звука.

А это что?

Азамат не поверил. Такое просто не случается. Это же…

– Друг… – рука легла на загривок коту. – Веди остальных.

Теплая голова ткнулась в ладонь. Мгновение, и серого огромного комка как не бывало. Прирожденный диверсант, что и говорить.

Деваться некуда. Черно-серые низкие налитые мешки над головой трещали прорехами. Зима не желала заснуть хотя бы ненадолго. Острые сухие зерна уже покалывали открытое лицо. Еще чуть, и начнет валить, только успевай смахивать, пока не засыпало по уши.

Тачанку с Костылем девчонки закатили уже под совершенно родной-привычный вой вьюги. Настоящей, мать ее, вьюги. С ветром и обжигающе-бритвенно-осколочными снежинками.

– Тут кто-то есть, – Уколова поправила СКС, щелкнула предохранителем. – Пахнет.

Азамат кивнул. Если нет часовых, то, может быть, все же такие же путники, либо хозяин, очень уверенный в самом себе. Или в самой. То не суть. Есть плюс. Нет в округе опасных мутантов, не считая Саблезуба. Какой идиот станет тушить мясо, если рядом шарахаются голодные и очень даже зубастые монстроуроды? А если смотреть на транспорт, то…

Осталось только понять – кто ж у них тут такой храбрый. Или совсем дебил. В принципе, одно не исключало другого, как говорил опыт Азамата.

Кот вырос из тени, сел, смешно стряхнув снег с башки и усов. Муркнул, настороженно и недоверчиво. Плохо.

Костыль, ругаясь, выбрался, оперся о все ж таки сделанный типа костыль. У старого в амбаре за домишкой нашлись деревяшки и старая тряпка – обмотать. Двигался сивый странно, но ловко. А самый кончик заточил, серьезно так, соорудив почти копье. Учитывая тачанку и усилия Уколовой с Азаматом, измочалиться тот должен был не скоро.

Старлей осталась страховать. Азамат, стараясь не шуметь, двинулся к освещенному окну.

«Буханку», поставленную на лыжи и гусеницы, он игнорировал. Такое просто само собой не случается. Если б не синее полыхание за спиной – стоило валить. Такие аппараты просто так не катаются. С хозяевами роскоши, уверенно возвышающейся у здания, не справиться одному башкиру, двум полукалекам и девчонке со странно спящим пси-талантом. Ну, и коту, да. Черт… попробовать пройти мимо, к следующему зданию? Договориться? Человек с оторвавшейся подошвой здесь, это точно. Хотя, и такое возможно, не особо живой. А если и теплый, то, скорее всего, из-за углей, на которых поджаривается. Или это все паранойя, а «буханкой» управляет кто-то хороший. Дед Мороз, например.

Азамат махнул своим, вжал одним движением в грязь. Замрите, не отсвечивайте, авось и обойдется.

Тихо, еще тише. Оглянулся… хорошо, свои стоят в непроглядной тьме под оставшейся стеной. Почти незаметно. Если взглянуть из остатков строеньица, можно сразу и не заприметить. Прямо на руку. Так, шаг за шагом, осторожно, и…

Азамат замер, понимая ошибку, сделанную там, на спуске. Никакой он не параноик, и все с башкой в порядке. Света в зданьице едва хватало рассмотреть, что да как, но ему достало. Хорошо, не ел ничего.

Ветер, несущий убийственный холод, выл через прорехи стен и щели щитов, закрывающих окна. Кроме одного, глядя куда ему все стало ясно. Все просто… надо уносить ноги.

Мохнатое и почти невесомое махнуло к нему из окна. Азамат успел вроде бы отмахнуться, сбросить горячее и склизко-подвижное под тонковолосой шубой… Запястье обожгло плавящимися гвоздями, еще раз, еще…

Ночь взорвалась разлетевшимися углями огромного костра, вспыхнувшего в голове. Глаза, раскалившись, хрустко лопнули, зазвенело осколками, зашипела вскипевшая кровь.

Падать оказалось не больно. Ведь он уже был мёртв.

Любое утро неповторимо. И прекрасно в самом себе. Даже страшное, просто сразу этого никогда не понять.