– Они все вскрыты, – говорит Урса.

Она узнает папин почерк, но не может прочесть ни слова.

– Мужу положено знать о делах своей жены.

– Это мои письма, – говорит она, пытаясь сохранять спокойствие.

– Ты умеешь читать?

Судя по его тону, он знает, что читать она не умеет.

– Ты понимаешь по-норвежски? – огрызается она, не подумав. Слова сами вылетают изо рта.

Он хватает ее за плечо и сжимает, не давая вырваться.

– Осторожнее, жена. Они на английском.

– Я не имела в виду… Конечно, мой отец знает, что ты будешь читать их мне. – Его пальцы больно впиваются ей в плечо. – Но почему ты не мог подождать? Мы бы вскрыли их вместе.

– Мне надо было прочесть их заранее. А вдруг там какие-то плохие новости? Мне надо было бы тебя подготовить.

У нее падает сердце. К горлу подкатывает тошнота.

– Есть плохие новости?

Он не говорит ничего, лишь еще крепче сжимает ее плечо.

– Пожалуйста. – Она чуть не плачет. – Скажи мне, Авессалом. Что-то с Агнете?

Он отбирает у нее письма, начинает просматривать, и у Урсы в душе нарастает уверенность, что он ищет письмо, где сообщается о сестре. О ее смерти.

Слезы уже текут у нее по щекам, но Авессалом качает головой.

– Никаких плохих новостей. Все, как всегда. – Он перебирает пачку писем. – У твоей сестры новый врач. Ей в комнату купили новый ковер. Всякие житейские мелочи. Твой отец интересуется, как тебе здесь живется.

Урса дрожит, вытирает ладонью слезы.

– Ты мне прочитаешь?

– Уже поздно, и надо спать.

– Тогда только одно. Последнее. – Отчаяние Урсы сродни отчаянию зверя, умирающего от голода. – Пожалуйста, муж… Авессалом. Пожалуйста, прочитай мне хотя бы одно письмо.

Он долго смотрит на нее, потом тянет руку к ее щеке и подбирает слезинку. Задумчиво растирает слезинку в пальцах и берет из стопки одно письмо. Урсе снова хочется заплакать – теперь уже от облегчения, – но она держит себя в руках.

– Вот письмо от двадцать третьего мая.

– Но это же несколько месяцев назад, – говорит Урса. Слова вырываются сами собой, она не хотела перебивать мужа.

– Так и мы в нескольких месяцах пути от Бергена. Письма доходят не скоро. – Авессалом, кажется, не разозлился за то, что его перебили, но Урса напоминает себе, что лучше молчать. – Тут написано: «Дорогая Урса…» – он на миг умолкает. – Так тебя называют родные?

Урса кивает.

– Как неизящно. «Дорогая Урса, ты уехала не так уж давно, но нам уже очень сильно тебя не хватает. Без тебя наши дни потускнели, в доме как будто недостает света».

Урса закрывает глаза и пытается представить себе папин голос.

– «Утешает лишь то, что ты принесла свой свет на север. Там в нем нуждаются больше, чем здесь. Агнете не лучше, но и не хуже. Сиф говорит, что нам надо нанять кухарку, чтобы она сама могла посвящать больше времени уходу за твоей сестрой. Хотя Агнете твердит, что никто не ухаживает за ней лучше тебя. Она просит передать, что она тебя любит, хоть и скучает по голубому шелковому платку и просит при случае его вернуть».

Урса улыбается. Авессалом подавляет зевок.

– И дальше все в таком роде.

– Пожалуйста, почитай мне еще. – Урса прикасается к его руке, ненавидя себя за то, что она так зависит от мужа. – Пожалуйста, Авессалом.

Он пристально на нее смотрит, и его взгляд уже не такой мутный, как прежде. Урса видит желание в этом взгляде и медленно проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони мужа. Он продолжает читать, и Урса потихонечку убирает руку.

– «Надеюсь, капитан Лейфссон хорошо о вас позаботился. Он вернется в Финнмарк в начале следующего года, и мы отправим тебе подарки. Дай нам знать, если тебе нужно что-то конкретное. Если Авессалому надо будет отправиться по делам к нам на юг, обязательно поезжай с ним. Урса, я только теперь понимаю, как много ты делала для меня и Агнете. Будь уверена, что я люблю Агнете за нас обоих и изо всех сил постараюсь быть для нее тем отцом, который ей необходим в отсутствие ее любимой сестры».

На этот раз Урса не может сдержать слез. В этих словах столько тепла и любви, что сразу ясно: Авессалом их не выдумал. Папа действительно написал то, что сейчас прочитал ее муж. От облегчения у Урсы кружится голова, ее даже немного подташнивает от избытка чувств.

– Как я и сказал, ничего интересного. – Авессалом швыряет письма на постель, тянется к Урсе. Она не успевает собраться и вздрагивает от его прикосновения: сейчас она мысленно повторяет слова из папиного письма, слова, полные нежности и любви, и ее сердце сжимается от безмерной тоски по родному дому. Взгляд мужа становится острым, опасным. Он сгребает письма, разбросанные по постели, сминает листы в кулаке.

– Осторожнее, – умоляет Урса, но он резко встает и подходит к камину. Она знает, что он собирается сделать, и бросается следом за ним, чтобы ему помешать – но все… Поздно. Авессалом швыряет письма в огонь.

Урса прижимает руку к груди, прямо над сердцем, разрывающимся от боли. Авессалом берет ее лицо в ладони и запрокидывает ей голову, так что теперь ей приходится смотреть ему прямо в глаза. У него такие огромные руки… Урсе кажется, что сейчас он сожмет ее голову, и череп треснет, как яичная скорлупа, но Авессалом лишь наклоняется к ней и целует в губы, так нежно, что у нее пробегают мурашки по коже.

– Я напишу им от твоего имени. – Его дыхание обжигает ей щеку, его губы снова касаются ее губ. Она чувствует, как его напряженное естество упирается ей в живот, и понимает, каким будет условие, при котором его предложение останется в силе.

У него за спиной папины письма превращаются в пепел и уносятся в ночь, как дымовые сигналы.

Хотя Урсы нет только два дня, в среду и четверг, все равно это мучительно долго, и каждое мгновение ощущается Марен так остро, словно ей в сердце вонзается нож. На собрании в среду женщины строят догадки о губернаторе, ждут возвращения Урсы с последними сплетнями, и каждый раз, когда в разговоре упоминается ее имя, у Марен звенит в ушах.

Она не представляет, как жила раньше, до появления Урсы. Теперь даже два дня без нее кажутся бесконечными. Она стала дерганой, нервной. Капризной, как мама. Раздраженной, как Дийна. Молчаливой, как Эрик. Она выполняет свои обязанности по дому со сдержанной яростью, старается побыстрее закончить с делами и сбежать из дома на мыс, откуда просматривается вся крепость и видны освещенные окна надворных построек. Весь Вардё лежит перед ней, словно раскрытая книга. Оба вечера Марен допоздна расхаживает по утесу, вытаптывая траву на вершине.