— А что не так, мастер зверь?

— Ты молодец. Больше воин, чем позер, — улыбаясь, сказал Фолки, — Сколько я видел этих боев, прималы всегда носятся, как петухи, со своими стихиями. И сколько боев было из-за этого проиграно.

Хильда же молчала, думая о чем-то своем.

— Что дальше, госпожа? — спросил Фолки.

— Нельзя терять времени, Спике надо тренироваться, — Хильда тоже повернулась к деревне, — А мне еще со старейшиной говорить.

— Подождите, — сказал я, — Я могу на арену зайти?

— Какого хрена, Спика? Я сказала, времени нет.

— Можешь, теперь это просто земля, — кивнул Фолки, с интересом наблюдая за мной.

— Я не поняла, меня будет кто слушать? — рыкнула Хильда.

Но я прошел на арену и ткнул кучу песка копьем. Острие не пробило его, и звон услышали все. Песок был схвачен каким-то раствором. Я усмехнулся — не надо быть особого ума, чтобы догадаться, что тут обычная подстава.

— Вот же дерьмо нулячье! — Хильда округлила глаза, — Сраный Совет! Где этот старейшина, первушник долбаный? Я убью его!

И она быстрым шагом пошла в сторону деревни. Фолки молча попинал застывший песок, а потом кивком позвал меня следовать за хозяйкой.

* * *

После моей победы Хильда усилила охрану. Уже на следующий день после показательного боя ей нужно было куда-то отлучиться, и сам Хакон пришел в особняк. Он долго смотрел на то, как я тренируюсь с копьем.

— В тебе силен дух, — сказал он наконец, — Сильная воля.

Я вздрогнул, в очередной раз услышав эти слова. Хакон же сбросил куртку и с голым торсом направился ко мне. Он наметил удар, но провел его на малой скорости.

Древком я отвел кулак, не встречая сопротивления. Зверь явно поддавался, но через секунду мое копье отлетело в сторону. Я даже не понял, что он сделал.

— Хильда вне себя от радости, даже ее Трутень не соображал столько в боевом искусстве.

— Господин Хакон, — сказал было я, но тут же осекся. Пятый коготь не давал мне права говорить.

Тот усмехнулся, намечая следующий удар:

— Продолжай. Нам давно надо поговорить.

— Я ожидал чего-то большего от боя прималов. Но этот Факел не показался мне сильным бойцом. Хотя орал очень громко.

Хакон засмеялся, затем сделал захват и стал ждать, когда я соображу, как вырваться.

— А ты что думал-то? Это же первота, какие из них бойцы?

— Но я тоже перву-у-у-ушник, — я с кряхтением вырвал руку, заломив ее в сторону большого пальца.

— А мыслишь, как зверь! — Хакон уставился на меня, положив свою лапищу мне на шею, — Верно я говорю?

— Не знаю, о чем вы, господин, — я нырком попробовал уйти ему за спину.

— Я про свободу. Первушники всегда остаются рабами в душе, Хильда так и не смогла выбить это из Трутня. Примал — это шанс первоте стать свободным.

— Зачем тогда все это? Почему звери не бьются между собой?

Мы провели серию странных пируэтов. Хакон просто атаковал, делая все на малой скорости, и смотрел на мою реакцию.

— Приорат ввел прималов, чтобы стаи не резались друг с другом. Будто бы потому, что Небо не терпит насилия, — и Хакон засмеялся, — Вранье! Не должно говорить такое первушнику, но тебе скажу.

— Спасибо за доверие.

Зверь снова пошел в атаку, делая выпады в разные уровни. Прямой в голову, подсечка, следом в корпус и апперкот в подбородок. Он специально замедлял удары, если я не успевал, но все равно все выглядело достаточно быстро.

— Не в доверии дело, — сказал Хакон, — Третья мера боится. Каждый сильный зверь со временем понимает, что, убивая других зверей, он может поднять меру. Поэтому и ввели этот закон.

— Неужели стаи не воюют друг с другом?

— Еще как воюют. Но только под внимательным взглядом приората. Без решения Совета и приора война невозможна, — тут Хакон засмеялся, — Но только кому это мешает тайно резать друг друга?

Откровения главы проливали свет на некоторые вещи, но у меня закралось сомнение.

— Зачем же вы, господин зверь, рассказываете все это мне, обычному первушнику?

— У меня предчувствие, — он недовольно нахмурился и посмотрел наверх, на пару одиноких облачков, — Ты же знаешь, у меня дар. Я могу внушать.

Я кивнул. И пошел в атаку, решив посмотреть, как он отражает удары.

— С тобой все сложнее, — Хакон усмехнулся, мягко подставляя ладони под мои кулаки, — Обычно первушники сразу сгибаются под моим воздействием. Но не ты.

— Что со мной не так?

— Ты выше своей меры, Спика.

— Что?

Я даже остановился, решив, будто мне показалось. Сердце гулко билось, легкая тренировка с Хаконом все равно была для меня серьезной нагрузкой.

— Небо каждому определяет его меру. Слышал такое?

— Да.

— Тебе оно определило его неправильно, — вдруг сказал он, а затем на всякий случай приложил два пальца ко лбу.

Потому что это заявление действительно прозвучало как гром среди ясного неба. Я промолчал, не зная, как реагировать на это. О задании Абсолюта и о своих планах рассказывать я все равно не собирался.

— У тебя же есть путь, Спика?

Я не видел смысла врать зверю, для которого все эмоции были как на ладони.

— Да.

— Я чувствую, что если помогу тебе, то ты поможешь нам. Хильда мне как дочь, и вся эта история с Белыми Волками очень важна для нее.

— Да, ее предок была Белой Волчицей.

— Верно. Но тут не только в этом дело. Хильда имела по крови могла вступить в Совет Стай, этого права у Белых Волков никто не отнимал.

У меня подпрыгнули брови. А вот таких подробностей я не знал.

— Но сейчас с Советом творится что-то непонятное, — недовольно покачал головой зверь, — Заветы предков уже никто не чтит, все законы переврали.

— А как же Небо?

Хакон засмеялся и спросил:

— А если сами оракулы, говорящие с Небом, переврали законы, то как быть?

Я сразу вспомнил Рульфа, который проводил мое посвящение. Одновременно с этим я вспомнил про слова Рычка о том, что сегодня Совет Стаи уже «не тот».

— А что не так с Советом, господин Хакон?

— Там должно быть двенадцать стай. Но их там намного меньше, и как оракулы ведут учет, вообще неясно.

— А Хильда?

— Хотела представлять Белых Волков. Она третий коготь, а Белые из-за родового барьера были заперты на первом.

Я вспомнил, как Рычок прорвал этот барьер, убив ангела. Получалось, мой Волчонок имел все шансы потом вступить в Совет, если бы подрос?