засечки, тогда как остальные поверхности бруска гладко отливали благородной желтизной. На верхней грани стояло клеймо в виде двуглавого орла с короной. Стоимости слитка Маштаков не представлял даже приблизительно.

Каждая из этих штуковин имела свою драматическую историю. Разархивировать их Маштаков не хотел. Воспоминания могли выбить из колеи, а ему требовалось быть в тонусе.

Упаковав «штуковины» порознь в пластиковые пакеты, Миха плюхнулся животом на диван и засунул их как можно дальше под настил. Вернул на место доску. Присандалил старыми гвоздями плинтуса. Старался, чтобы вышло крепко и незаметно. Но, как ни изгаляйся, поломанные деревяшки не срастишь. Утешился мыслью, что случайно хозяйка махину дивана не отодвинет, а если кто-то мудрый вздумает вести целенаправленные поиски, никакой камуфляж не спасёт.

Пока возился в тесноте, страдал от недостатка света. И это несмотря на наличие двух окон в угловой комнате! На улице как-то аномально потемнело.

Маштаков надеялся, что произведённый им шум не насторожит бдительных пенсионерок, живущих по соседству.

Внимательно оглядев комнату, внёс последние штрихи — выровнял диван-кровать по половице, собрал в карман щепки, спрятал инструменты. Хмыкнув, извлёк из сумки гантели, положил на виду. Вроде нехитрый трюк с ними удался, Светка ничего не заподозрила.

Закрыл входную дверь, проверил, как её держит замок, и покатился с пятого на первый, прыгая через щербатые ступеньки.

На улице обнаружил наводнение. Повсюду стояли лужи, изукрашенные пенистыми ядовито-зелёными разводами. Преграждая выход из подъезда, полноводно бурлил мутный ручей. На асфальте валялись варварски обломленные ветки тополя с глянцевыми умытыми листочками. Не судьба им оказалась вырасти до взрослого размера.

Оказывается, пока он возился с тайником, город накрыло ливнем. Вот чем объяснялась внезапная темнота за окошком. А грохотал гром, не стройка!

Ни близкое расстояние, ни лихие прыжки через лужи не спасли — в магазин Маштаков прибежал с ногами, промоченными насквозь.

С ходу собрал разбросанные пластмассовые корзинки, воздвиг из них высокую башню на столе у турникета.

Остроносая кассирша Катя, увидев охранника, завопила: «Иди к Вере, она тебя обыскалась!»

Миха не пошёл, побежал через зал в кабинет старшего менеджера. Та, с новой причёской, встретила упрёком:

— На сколько мы договаривались, Михаил?

— Извините, Вера Платоновна, больше не повторится, — бурно вздымавшаяся грудь охранника демонстрировала, что сюда мчался он быстрее лани.

— Ну, всё нормально хоть прошло? — начальство меняло гнев на милость.

— Даже отлично. Огромное вам спасибо.

— Не булькает. Я правильно понимаю, Михаил, вечером я звана на новоселье?

Женщина повернулась в профиль, показывая достоинства креативной стрижки — объёмный приподнятый затылок и острые удлинённые пряди волос на висках. Возраст, разумеется, не обманешь, но иллюзия омоложения наблюдалась.

— Так точно, Вера Платоновна! — на неожиданное заявление Маштаков отреагировал, как на само собой разумеющееся.

— Насчет угощения не парься, я соберу покушать. Ты, как я помню, в завязке?

— Угу.

— Молодчик. Если я в твоём присутствии винца выпью, тебя не напряжёт?

— Воодушевит.

— Смешно. Ой, а чего у тебя с рукой?

— Где? — Миха обнаружил засохшие бурые помарки на правой ладони. — Ерунда, поцарапал.

— Давай, обработаю и пластырем заклею, — менеджер достала из стола аптечку.

— Не стоит беспокоиться.

— А я, как лицо, ответственное за ТБ[169], говорю: «стоит». Попадёт инфекция, разнесёт руку, как работать будешь?

Завладев его кистью, женщина смоченной в спирте ваткой стёрла следы крови. На открывшуюся ссадину, довольно глубокую, подула. Руки у неё были маленькие, горячие и ловкие.

Маштаков стиснул зубы. Желание, дремавшее в нём, как медведь в берлоге, заворочалось, пробуждаясь. Зная себя, он понимал, что дотерпеть до конца рабочей смены будет непросто.

3

29 мая 2004 года. Суббота.

10.00–11.00

Ликование, охватившее Яковлева, длилось недолго.

— Чего ты шепчешь, Витя? Говори членораздельно! Кто нас здесь подслушает?

Но старший опер всё равно сбегал к двери, выглянул в приёмную, вернулся и с вытаращенными глазами огорошил:

— Доллары не те, Эдуардыч!

— Что значит не те? — Яковлев грешным делом подумал, что болезнь ударила Шульгину в голову. — Сумма меньше? Значит, не всё она притащила менять.

— Хрен с ней, с суммой! — старший опер сократил дистанцию до предела, заставив Яковлева отодвинуться со стулом вместе. — На этих сотках морды маленькие, а у нас были большие. У нас новые баксы были! Врубаешься?! Потом, тут много с таможенными штампами, а наши все чистенькие были. А, главное, номера не бьют!

Последний аргумент заставил призадуматься. Кому, как не Вите Шульгину было знать номера банкнот, использовавшихся в оперативном эксперименте. Именно он составлял акт осмотра и пометки предметов для проведения ОРМ. В настоящий момент листок, испещрённый многозначными числами, волновался у него в руке.

Яковлев зажмурился и хлопнул ладонью по столу с такой силой, что на стене вздрогнул портрет Дзержинского. Выжженный по дереву железный Феликс, как талисман, кочевал за майором по всем его кабинетам, включая командировки.

— С нашей темой связь обязана быть! — распахнувшись, васильковые глаза Яковлева источали одержимость. — Конспирация при встрече! Рог — правая рука Катаева! Всё это неспроста! Таких совпадений не бывает! Разгадка где-то рядом. И мы её отыщем! Подними-ка, Виктор, законодательство. Чем нынче караются незаконные валютные операции? А я с мадам потолкую.

Майор вновь ринулся в бой. Архитекторшей занимался оперуполномоченный Гайдук, кабинет которого находился в конце коридора.

Замедлив шаг, Яковлев по дороге ухватил суть событий, развивавшихся в другом служебном помещении. Туда набились сотрудники облуправления, крутизна. Приоткрытая дверь позволяла видеть по-хозяйски усевшегося на столе Куренного. Кулак его давил мускулистую ляжку, обтянутую тонкой материей брюк, на коленях ещё не просохших.

Важняк драконил клиента, как матадор — быка:

— Или ты, родной, думаешь за причинение телесников старшему офицеру Федеральной службы безопасности отделаться лёгким испугом?!

Ответная реплика Рожнова, усаженного в дальний угол, прозвучала глухо:

— Говорить буду только в присутствии своего адвоката.

Монотонность интонации свидетельствовала, что фраза произносится не первый раз и не второй.

Рог — орех с бронированной скорлупой. Но от попытки расколоть его отказываться нельзя. Тактику Куренной избрал верную — клевать, пока горячо, сулить вплоть до пожизненного за полученную плюху. Может, и развяжется язык у бандюгана. С конторой он раньше не пересекался, возможности её знает понаслышке. А народная молва по старой памяти наделяет Комитет безграничными полномочиями.

В угловой кабинетик майор вошёл, лучезарно улыбающийся, со словами:

— Рожнов полный расклад дал. Сравним, Наталья Викторовна, с вашими показаниями.

Гайдук обозначил намерение уступить место за столом. Яковлев покровительственно его остановил:

— Продолжайте, Артём Богданович, а я послушаю.

Отставил свободный стул к окну, чтобы в сектор обзора попали и опер, и подозреваемая. Присел, закинул ногу на ногу, вперился в Шаталову.

Та после променада под дождём