Хьюго победно вскидывает руки, но переворачивает корзинку с чипсами и тут же вскрикивает: «Черт!» Бармен стонет.

– Простите, – снова извиняется Хьюго, вскакивая со стула, чтобы собрать их. Но он почти не замечает, что делает. Его мысли разбегаются во все стороны. Надо рассказать обо всем братьям и сестрам. Надо определиться с тем, куда именно он собирается ехать. Надо рассказать родителям. Надо купить билет на самолет. Надо рассказать Мэй.

И больше всего на свете ему хочется рассказать Мэй.

К бару подходит маленький мальчик, сидевший за столиком неподалеку, и смотрит на Хьюго, собирающего чипсы. Хьюго поднимает на него глаза и улыбается ему от уха до уха.

– Знаешь что? Я собираюсь путешествовать по миру.

– Ну, а я собираюсь съесть тако, – говорит мальчик и возвращается за свой столик.

Хьюго приветственно поднимает чипс.

– Поздравляю!

Когда он снова встает из-за барной стойки, чувствуя легкое головокружение и радостное возбуждение, то замечает карту штата Калифорния, висящую на стене рядом с кассовым аппаратом. В нижней ее части виднеется синяя звезда, а рядом с ней слово: «Лос-Анджелес».

И тут Хьюго понимает, что уже знает, где будет его первая остановка.

Когда все расходятся, Мэй, па и папа падают на диван – островок среди океана пустых винных бокалов и грязных тарелок.

– Ну что, – говорит па, обнимая рукой прислонившегося к нему папу. – Вот и все.

Папа вздыхает.

– Крабовые пирожки ей бы точно не понравились.

– Это да, зато она была бы в восторге от птифуров.

– И от твоей прощальной речи.

– И от твоей тоже, – поцеловав его, говорит па. – Но она бы убила тебя за эту историю про осла.

– Отличная история! – говорит Мэй, и они оба поворачиваются к ней с таким видом, словно забыли, что она тоже здесь.

– А мы разве не отправили тебя в колледж? – ухмыляясь, спрашивает папа.

Мэй смеется.

– Да, но у вас ничего не вышло.

В ее руке вибрирует телефон, и, увидев, что это электронное письмо от Хьюго, она садится прямо и чувствует, как ускоряется пульс.

Папа поднимает брови.

– Это он?

– Не прошло и года, – ворчит па. – Что он говорит?

– Да, что там?

Мэй с глупой улыбкой на лице поднимает на них глаза. Они выжидающе смотрят на нее.

– Я, э-э-э… пойду к себе. Ненадолго.

– Передавай от нас приветики, – поддразнивает ее папа и машет рукой вслед. Но Мэй уже ни на что не обращает внимания – она открывает письмо от Хьюго.

В нем лишь одна строчка: «Как я могу отблагодарить тебя?»

Но под ней есть еще переадресованное письмо от какого-то типа из Университета Суррея. Мэй читает его, и сердце ее ликует.

Он сделал это!

Девушка смеется, переполняемая внезапной радостью. Ведь она знает, как сильно он хотел этого и как много значит для него это письмо. И сейчас больше всего на свете ей хочется, чтобы они были вместе. (Но разве не этого она хотела и весь день?)

Потом Мэй читает письмо, которое он отправил, которое она подтолкнула его написать, и от счастья, что у него все получилось, у нее даже закружилась голова. Почти в самом конце Хьюго написал:

Это не совсем любовное письмо, но Мэй все равно плачет.

Закончив читать, девушка садится за своей компьютер и выбирает мышкой файл с предварительным монтажом своего фильма, включающего в себя и ту часть, что она записала сегодня утром. А потом, пока не успела передумать, она отправляет его Хьюго. Самое меньшее, что она может сделать, – это постараться последовать собственному совету.

К фильму Мэй добавляет короткое предложение – простой ответ на его простой вопрос: «Ты уже отблагодарил».

Хьюго все еще не спит – уж слишком много мыслей в его голове, чтобы спать, – когда приходит видео. Он с усмешкой читает ее сообщение, затем открывает файл, ожидая увидеть Айду, Людовика, Кэтрин и всех остальных, с кем они беседовали на прошлой неделе. Ожидая увидеть простую документалку, которую, как ему казалось, они все это время снимали.

Но фильм начинается с Мэй.

Он садится в кровати, чуть крепче сжимая в руке светящийся экран.

«Она сделала это!» – думает он, в изумлении качая головой.

Потом Хьюго слышит, как она говорит: «И вот пятьдесят лет спустя так же влюбилась и я».

Он ставит фильм на паузу, засомневавшись, не послышалось ли ему. Потом перематывает, чтобы снова посмотреть эту часть. «Однажды, – говорит она, и в ее глазах столько грусти, что ему хочется оказаться сейчас рядом с ней. (Но разве не этого он хотел и весь день?) Мэй смотрит прямо в камеру и говорит: – И вот пятьдесят лет спустя так же влюбилась и я».

Хьюго опускает телефон и широко раскрытыми глазами смотрит в темноту гостиничного номера, пытаясь осмыслить услышанное. Он ждет, когда же это произойдет: когда в груди появится то смутное чувство, которое возникло в первый раз, когда Маргарет произнесла похожие слова и при этом была похожа на животное, пытающееся спрятаться на самом видно месте.

Но ничего не случается.

К своему удивлению, Хьюго смеется. Не потому, что это смешно. И не потому, что абсурдно, хотя так оно и есть. Все это в высшей степени абсурдно. Они знакомы всего неделю. Но смеется Хьюго – как до него вдруг доходит, – потому что он счастлив.

И потому что он тоже ее любит.

Радость от этого наполняет каждый уголок его тела, как гелий – воздушный шарик, и ему кажется, что он вот-вот воспарит. Ошеломленный, Хьюго еще пару секунд сидит, застыв на месте, но потом вспоминает, что ему нужно досмотреть фильм до конца.

Он вышел совсем не таким, каким его представлял себе Хьюго, и все же каждый его миллиметр кажется правильным. Интервью не показаны целиком; они нарезаны на более мелкие фрагменты и составлены таким образом, что кажется, будто эти случайные люди – включая его самого – все вместе беседуют о том, что значит быть человеком в этом мире. И что значит любить.