Пока крестоносцы пререкались, аль-Камиль пребывал в панике. Хотя лидеры западных рыцарей и были раздроблены, это не помешало им окружить один из его главных городов и встать в пределах досягаемости Каира. И когда прибудет император Фридрих, а это наверняка вот-вот случится, над всем Египтом нависнет угроза, поэтому лучше уж сейчас стиснуть зубы и заключить сделку, пока не поздно. В лагерь крестоносцев с весьма заманчивым предложением во весь опор помчались послы. Если они согласятся уйти из Египта, он отдаст им все Иерусалимское королевство, да еще подпишет мирный договор на тридцать лет.

Иоанн де Бриенн был вне себя от радости. Одним росчерком пера можно будет восполнить весь нанесенный Саладином ущерб. Ценой снятия осады с одного-единственного города в краю, который был им совсем не нужен, крестоносцы получат все, ради чего выступили в поход, и даже гораздо больше. Священный город, целый и невредимый, отойдет обратно к христианам, и в нем как минимум на три десятилетия воцарится мир.

Но все это оказалось не по нутру кардиналу Пелагию. Когда Иоанн де Бриенн указал, что взятие Иерусалима было главной целью крестового похода, легат укорил его в политической наивности. Египет уже пошатнулся, а когда он падет, Иерусалим в любом случае достанется им. Зачем отказываться от выгодной осады в обмен на посулы тридцатилетнего мира, которым и верить-то нельзя? Мусульманские защитники Иерусалима, уточнил он, уже отказались от всякой надежды. Незадолго до этого они разрушили городские стены, дабы сделать его беззащитным, когда он неизбежно перейдет в другие руки.

Никаких прений, по сути, не было. Несмотря на яростные возражения Иоанна де Бриенна, Пелагий презрительно отверг предложение и возобновил осаду. Всю зиму и следующее лето император Фридрих так о себе и не заявил, зато в конце августа неожиданно нагрянул с визитом Франциск Ассизский. Монах решил положить борьбе конец, обратив султана в христианство и мягко, но настойчиво, причем самым демонстративным образом, изводил Пелагия, пока не добился от него согласия. Последовавший за этим разговор с аль-Камилем, по ошибке принявшим его за посланца мира, успеха не принес, зато открыл канал для общения.

Вскоре султан повторил предложение еще раз, подсластив его обещанием самостоятельно отстроить стены Иерусалима и вернуть обратно Крест Господень – реликвию, захваченную Саладином в битве при Хаттине. Пелагий и на сей раз его отверг. Крест Господень действительно интриговал, но папский легат подозревал, что на самом деле у султана его нет – сам Саладин не смог его отыскать, когда за тридцать лет до этого пытался выкупить каких-то пленников.

К осени упорство Пелагия как будто бы окупилось. 4 ноября 1219 года один из часовых заметил, что с башен Дамьетты, судя по всему, исчезла стража. Высланный на разведку отряд сделал страшное открытие: в городе почти не осталось живых людей. От голода население сократилось с шестидесяти тысяч до десяти, да и тех ждала скорая смерть. Улицы были завалены мертвыми телами; «домашние» же трупы лежали в постелях или неуклюже свешивались со столов… Стоит ли говорить о смраде, царившем в Дамьетте в то чудовищное время?

От такого зрелища даже у самых закаленных солдат сжались сердца. Крестоносцы сделали все возможное, дабы облегчить страдания выживших, хотя им и самим не хватало еды. Город расчистили, многих детей, оставшихся сиротами, окрестили и накормили, а взрослым разрешили заплатить за свою свободу выкуп. Однако самая большая проблема носила психологический характер.

Преодолевая лишения, крестоносцы все же довели до конца осаду, затянувшуюся более чем на полтора года. И вот теперь вдруг они взяли Дамьетту без боя, сменив спартанские казармы военного лагеря на негу портового города, еще совсем недавно богатого и роскошного. И им, вполне естественно, предоставили право немного расслабиться, перед тем как возобновить крестовый поход. Впоследствии они не пожелают двигаться дальше целый год.

Причина этого главным образом оставалась все та же – крестоносцы не знали, кого считать своим предводителем. Вскоре после взятия города Иоанн де Бриенн уехал, назначив командиром Пелагия, но большинство простых солдат не желали, чтобы их вел за собой клирик. Как бы то ни было, но он явно терял контроль над ситуацией. Чуть ли не каждую ночь вырастали все новые бордели и игорные притоны, а награбленное делилось с такой жестокостью, что Пелагию пришлось даже разбить город на несколько зон по национальному признаку.

Но подлинным виновником этого утомительного бездействия был Фридрих II. Сразу после падения Дамьетты он еще раз принес обет крестоносца и поклялся покинуть Европу не позже следующей весны. Участники похода получили приказ оставаться на месте, пока он не приедет и лично не поведет их к победе. Первая волна имперских войск прибыла в мае и ни у кого не осталось практически никаких сомнений в том, что за ней вскоре явится и он.

Аль-Камиль к тому времени чуть ли не обезумел. Он снова предложил вернуть Иерусалимское королевство, но и на сей раз получил категоричный отказ. Одна неделя сменялась другой, а Фридрих все не появлялся. Наконец, в июле 1221-го, через три года после высадки крестоносцев в Египте, их терпение лопнуло. Кардинал Пелагий предложил немедленно атаковать – что ж, отчаявшееся воинство одобрило его план. Одна половина армии осталась защищать Дамьетту, вторая двинулась на юг, в Каир.

В поход крестоносцы выступили в приподнятом настроении. Но стоило им тронуться в путь, как все тут же пошло наперекосяк. За время их длительного бездействия аль-Камиль собрал огромную армию, значительно превышавшую их по численности. Она встретила их у небольшого городка Эль-Мансура примерно в семидесяти пяти милях от Каира. Не обладая опытом, Пелагий разбил лагерь на длинной косе, образованной Нилом и одним из его притоков, подчеркнуто проигнорировав предупреждение о том, что в случае наводнения они окажутся в ловушке. Изумленному султану, три последних года прожившему в страхе, не пришлось даже задействовать свою армию. Он просто открыл шлюз, регулировавший уровень воды в Ниле, и позволил воде сделать за него всю работу.

Христиане оказались в безнадежном положении: их съестные припасы таяли на глазах, а через месяц даже Пелагий, оказавшийся на острове в западне, убедился, что у них остался только один выход – сдаться. К своему удивлению, султана он застал в добром расположении духа. Советники подбивали аль-Камиля перебить попавших в силки крестоносцев, но он понимал – это лишь спровоцирует новый крестовый поход. Было гораздо лучше принять капитуляцию христиан, причем именно сейчас, пока не явился Фридрих и все не испортил.

Как следствие, предложенные им условия сдачи оказались на удивление великодушны. Крестоносцам предписывалось сдать Дамьетту и убраться вон из Египта. За это султан сохранит им жизнь, подпишет на восемь лет перемирие и даже возвратит Крест Господень.

В Дамьетте новость встретили сначала с недоверием, а затем и с ужасом. Хотя сам Фридрих на горизонте по-прежнему не показывался, прибыла следующая волна германских войск – единственно услышать, что крестовый поход подошел к концу. Несколько отрядов поклялись остаться и драться, невзирая на мирный договор, но это по большому счету было чистой воды бравадой. 8 сентября 1221 года аль-Камиль вновь триумфально вошел в Дамьетту.