– Ага, – вздохнул Влади.

Вот такие ситуации, когда кого-то под умным предлогом спроваживали, чтоб без помех наговориться, он различал преотменно.

А бак для воды – вот удобное совпадение – стоял как раз в сенях. Оттуда и захочешь – не услышишь ничего, не толкнув прежде скрипучую входную дверь.

И пока столитровый бак наполнился до краев, взрослые успели все обсудить и до чего-то договориться. У матери выражение лица было пасмурное. Отец, напротив, повеселел. А у баб Ядзи словно бы зажегся в глазах странный огонек – то ли азарт, то ли упрямая решимость. Неизменный платок она с головы сняла, и на плече теперь лежала седая коса в руку толщиной – на зависть всем Владиным одноклассницам.

И даже, может, маме.

Хотя мамины рыжие волосы все равно были красивее.

– Наносил? – насмешливо спросила баб Ядзя.

– Угумс.

– Вот и умничка. Пойдешь со мной травки разбирать?

От бабкиных «травок», которыми называлось все – от огромных, в человечий рост, веников, до малюсеньких, в пыль растертых цветочков – Влади чихать хотелось неимоверно. Но этими самыми травками Ядзя и зарабатывала на жизнь, продавая их соседям и даже гостям из других деревень, так что относиться к ним он привык со всей серьезностью.

– От кашля, от жара, от слабости, от сглаза, – приговаривала баб Ядзя за работой, а поймав скептический взгляд, усмехалась: – Что? Не веришь? А кто у меня цветочек брал волшебный, чтоб Майку приворожить?

После этого вопроса Влади обычно краснел помидорно и утыкался в работу.

Время в деревне текло медленней, чем в городе – и одновременно быстрее. Каждый отдельный день шел долго, никак не заканчивался. Утром отец будил Влади на рыбалку, завтракали причем, как правило, на берегу; потом обедали днем и все вместе уходили куда-нибудь на прогулку – в лес, за ручей, на поле – к развалинам старой церкви, иногда и в «горы» поднимались. Вечером Влади сидел подле бабки и помогал ей по хозяйству либо с травами.

И так совершенно незаметно прошла целая неделя.

Когда Влади понял это, то удивился жутко. Досуг был занят так плотно, что даже на книжки, привезенные из города, не осталось ни сил, ни интереса. Телефон – и тот валялся разряженный под кроватью, последний раз он понадобился, чтобы сфотографировать свежепойманного карпа. А сейчас, под вечер, как назло захотелось отдохнуть как-нибудь цивилизованно – пройти квест в игре, скинуть друзьям пару сообщений. На худой конец, почитать…

Но только Влади потянулся к книжной полке, как с первого этажа громогласно окрикнула его Ядзя:

– Внучек! Ты бы спустился, помог бабке старой…

– Ага, старая… А кто сегодня двухведерный умывальник поднял случайно и не заметил? Я, что ли? – пробурчал Влади, но все спустился вниз. – Ба, чего тебе?

– Да я свою котомку оставила в лесу, а она мне сейчас позарез нужна, – баб Ядзя действительно выглядела донельзя огорченной. – Сбегаешь? Мне вот совсем срочно надо, а я сама туда часа два ковылять буду.

– А где это? – неохотно спросил Влади, снимая куртку с крючка. Уже время шло к полуночи, наверняка похолодало и роса выпала. Вместо сандалий хорошо бы кроссовки одеть, а еще лучше – сапоги резиновые.

Ночью в лесу на змею наступить – раз плюнуть.

– Тут недалече, на горе, где дыра в земле и кучи валежника лежат. Знаешь место?

– Так туда же вроде ходить нельзя? – удивился Влади.

«Дыра в земле» – это был колодец. Глубокий, старый-старый, похожий на трубу, уходящую вниз до бесконечности. Только тихий плеск от брошенного камня подсказывал, что где-то на дне есть вода. А деревенские дети говорили, что якобы подземный ручей, который питает этот колодец, вливается где-то и в «озеро». За дырой высился огромный гладкий камень, по форме напоминающий яблоко с выкушенной на пробу четвертушкой. Был он странного сине-серого цвета со слюдяной искрой и звался алтарным.

– Конечно, нельзя, – ворчливо откликнулась баб Ядзя. – Там на камне редкий лишайник растет. Он боли унимает, но если его много употребить – видения будут. Да и вообще-то помереть можно… Вот знахарки исстари слухи и распускают. Ну, да лишайник не кусается, а от змей я тебе клюку свою дам. Если поползет на тебя гадюка, ты ее тихонько в сторону и отведи, только не бей и не серди. И смотри, чтоб она на клюку не намоталась, а то махнешь еще – и сам на себя змею забросишь. И фонарик Олегов еще возьми.

Бабка дело советовала. Фонарь был новый, очень яркий – на диодах, и пристегивался ремешком на руку. Покупали его еще зимой, для летних походов, а потом захватили с собой в деревню.

Влади застегнул молнию на куртке, запихал джинсы внутрь резиновых сапог, сунул фонарик в карман, ухватил клюку и выскочил за порог. Баб Ядзя шагнула следом, теребя седую косу.

– Если сразу не найдешь, то особенно не рыскай там, по потемкам-то. Я тогда лучше сама завтра схожу… Ну, иди – одна нога здесь, другая там.

И Влади пошел, куда послали.

В деревне обычно спать ложились рано – кроме тех, кто жил в «садах» за железным забором. Те могли до утра гулять, особенно если приезжали гости. А вот на окраине в окнах не горело ни одного огонька. Но света хватало – луна отъелась уже почти до полного кругляша и лениво поглядывала вниз, словно раздумывая, сейчас закатиться или еще на боку полежать. Поэтому идти вдоль домов было не страшно.

А дальше начиналась обычная такая деревенская жуть.

Ночной лес – это всегда страшновато. Особенно для городских. Особенно такой, настоящий лес, в котором деревья растут как попало, а не стройными рядами, как в парках, а подлесок такой густой, что на метр вперед уже ничего не видать. Свет фонаря упирался в густую листву и беспомощно рассыпался по ней. А в чаще что-то то и дело таинственно трещало, ухало, шуршало и шебуршало. До горы идти было порядочно – минут тридцать по часам, целую вечность по внутреннему времени. Иногда на тропинку выползали ужи – точнее, Влади предпочитал думать, что это были именно ужи, а не злющие по весне гадюки с медянками. Тогда он почтительно останавливался, топал громко, стучал по земле клюкой – предупреждал змей о том, что собирается идти вперед. Обычно через полминуты змея раздумывала лежать на Владином пути и уползала обратно в чащу – охотиться на мышей и лягушек.

Правда, чем выше забиралась тропинка, тем больше становилось змей. Одна из них даже поползла Влади навстречу, но он, памятуя о Ядзиных советах, осторожно переправил ее на обочину. Змея была красивая – черная, с серыми зигзагами на спине, и очень сердитая. Свернувшись под большим кустом папоротника, она долго шипела Влади в спину – влажный звук, клокочущий, неприятный. От него стало как-то зябко и муторно, как во время тяжелой болезни, когда выходишь ночью в повлажневшей от пота одежде на кухню за водой, а ото всюду сквозняки дуют.

Тропинка неожиданно вильнула, как мартовская кошка – хвостом, и вывела на большую поляну. Трава здесь была ниже, зато повсюду лежали высокие кучи перегнивающего валежника и листьев, будто их кто-то по осени нарочно сгребал. Влади повел фонариком из стороны в сторону и вздрогнул: на ближней прогалине вились друг вокруг друга две здоровенные, по метру длиной, змеи. Кажется, гадюки – желтых ужиных ушек у них не наблюдалось. Трава же вокруг то и дело таинственно шевелилась, и если каждый шорох считать за змею, то выходило, что их тут собралось не меньше двух десятков.