Я смотрю на него и всё ещё вижу того Дубровского, который меня очаровал. И я всё ещё помню ту себя, которая восторженно заглядывала ему в рот и пыталась во всём угодить.

— И чего ты хочешь от меня сейчас? — Интересуюсь я.

Никита кладёт свою ладонь на мою руку и наклоняется ко мне через стол:

— Я долго думал и всё осознал.

Я молчу, и он молчит. «Обожаю театральные паузы».

— Что же именно? — Наконец, спрашиваю я.

Его взгляд такой искренний и нежный, что у меня сжимается сердце.

— Я во всём виноват, наделал столько ошибок. Я та-а-ак сердился на тебя, что думал, будто другая женщина поможет мне всё забыть.

— Не помогла? — Сочувственно говорю я.

— Нет. — Он сжимает мою руку. — Настоящее чувство никогда не заменить суррогатом.

«Наверное, фраза из какого-то фильма. Звучит бесподобно и бьёт в самую цель».

— И что ты хочешь от меня теперь, Никита? — Спрашиваю я, осторожно вытаскивая свою ладонь из-под его.

— Мы должны всё исправить.

— Каким образом?

Мужчина решительно расправляет плечи:

— Выходи за меня!

Гром и молния. Я застываю. Мне стоит огромных усилий сдержаться и не осушить залпом бокал шампанского, стоящий передо мной.

— Я понимаю, это шокирует тебя. Но ведь мы скоро станем родителями. — Он достаёт из кармана бархатную коробочку, открывает и протягивает мне. Внутри лежит блестящий металлический ободочек с внушительным камнем. — На нас ответственность, Алиса. Мы должны воспитать нашего сына вместе.

— Должны? — Выдавливаю я, переводя взгляд с кольца на гладко выбритое, холёное лицо Дубровского.

— И я люблю тебя. Что ещё нужно?

Действительно. Ничего.

— Теперь, когда это необратимо, — добавляет Никита, — я не могу позволить, чтобы мой ребёнок вырос без отца. Я дам ему всё самое лучшее. К тому же, я не могу жить без его матери. Я говорю искренне. — Он сжимает кулаки. — Я люблю тебя, Алиса!

Я отклоняюсь на спинку кресла и долго смотрю в его лицо. Может, для ребёнка это было бы лучшим вариантом. А для меня? Остались ли хоть какие-то чувства? Ведь когда-то я верила ему, считала его идеальным, я думала, что любила его.

— А как же Нелли? — Напоминаю я.

Дубровский раздражённо покашливает.

— Я поговорю с ней, это вообще не проблема. — Затем натягивает на лицо улыбку и снова тянется к моей руке. — Я понимаю, как обидел тебя, малыш. Ну, не думай ты уже о ней, давай, оставим всё это в прошлом? Нас столько связывает. Я же знаю, что ты скучаешь по мне, и обещаю всё исправить!

— Я не знаю. — Хрипло отвечаю я, прижимая руки к животу.

— Даже твой отец нас благословил!

— Мой отец? — Приподнимаюсь я.

— Да. — Радостно кивает Никита. — Он связался со мной сегодня днём, мы встретились и познакомились. Он собирался прессовать меня по поводу ребёнка и ответственности, но я объяснил ему, что всё совсем не так. Сказал, что у нас с тобой просто случилась размолвка, но теперь мы идём к примирению. Это ведь так? Я не наврал? А когда показал ему кольцо, он окончательно успокоился, так что всё отлично, не переживай.

— К тебе приходил мой отец? — Повторяю я, всё ещё не веря ушам.

— Ты переволновалась. Выпей. — Он кладёт футляр с кольцом на стол и придвигает ко мне бокал. — Ох, чёрт, тебе же нельзя! — Дубровский жестом подзывает официанта. — Нужно думать о здоровье, принимать витамины, и всё такое. — Улыбается он мне. А затем просит персонал ресторана: — Принесите, пожалуйста… что тебе принести?

— Воды. — Прошу я.

— Конечно, сейчас. — Кивнув, официант удаляется.

Никита придвигает стул ближе, садится и берёт меня за руку:

— Теперь у тебя будет всё только самое лучшее, обещаю. Просто дай мне шанс, и ты забудешь всё плохое, что было, Алиса.

Мы долго смотрим друг другу в глаза.

— Забуду, как ты отправлял меня на аборт? — Наконец, тихо спрашиваю я. — Забуду, как выгонял меня из квартиры? А затем из ресторана. Как обзывал дурой? Или как изменял мне последние полгода?

Дубровский закрывает глаза и переводит дух, его пальцы крепко сжимаются на моей ладони.

— Я был настоящим чудовищем. Прости.

— Но ты всё исправишь? — Подсказываю я.

— Конечно. — Обещает он.

— И будешь любить только меня до конца своих дней?

Ох, как хотелось бы мне верить!

— Только тебя, — кивает Дубровский.

— И даже когда я стану жирной, и мой живот раздуется до небывалых размеров?

— Да. — Клятвенно обещает он.

— И когда рожу, и мои титьки отвиснут до пупа, и у меня будет недержание, а живот повиснет дряхлым мешком?

— Угу.

— И когда стану старой, седой и не сексуальной?

— Д-да. — Выдыхает он задумчиво.

Тогда я высвобождаю руку и беру футляр с кольцом. Поворачиваю его, любуясь игрой света на гранях камня, а затем решаюсь достать кольцо и взять между пальцев. Красивое.

— Давай, помогу. — Спохватывается Никита.

— Подожди. — Обрываю его я.

Дай мне представить жизнь с тобой после того, как я соглашусь. Какой же она будет? Жутко интересно.

— Ты будешь самой красивой мамой, я уверен. — Слышится голос Дубровского.

А я всё ещё загипнотизирована игрой света в гранях дорогого украшения.

— Знаешь, — тихо говорю я, — а ведь ты уже отказался от этого ребёнка однажды. Я решила оставить его — и это только моё решение. Я знала, на что иду, и приняла на себя эту ответственность. Я была настолько одинока и потеряна, что думала только о том, что когда он родится, я больше не буду одна. Никогда. Со мной будет мой малыш. Вот для чего я решилась родить его — для себя. Я — эгоистка.

— Алис, — улыбается он.

— И я никогда не забуду это чувство, как осталась одна, никому не нужная. Как выла в пустой квартире от безысходности, как мучилась с болями в больнице, как уговаривала себя жить. Снова и снова.

— Прости. Я бесконечно виноват!

— Я тогда вычеркнула тебя из своей жизни и из своего сердца. Решила, что ты никто для этого ребёнка, что ты просто поделился спермой. Я пообещала себе забыть тебя. Но не смогла.

Никита опускается ниже и кладёт свои руки мне на колени. Он и сам почти на коленях передо мной. Красивая сцена. Думаю, соседи по столикам в полной мере оценят её.

— Я была не права. — Признаюсь я.

Мой голос звучит хрипло.

— Не плачь, малыш. — Говорит Дубровский.