Карты ее слушались: тузы выпадали вместе с дамами, а тройки — с десятками, — Катя разложила «Пирамиду». Парные карты стремительно покидали игровое поле. И даже когда появилась опасность, что останутся три непарных, будто кто подбросил им «вторые половинки» — тройку, семерку и туз. «Надо же, как у Пушкина», — подумала Катя и добавила к ним свои — десятку, шестерку и даму. Удивительно, но дама была пиковая, самая мрачная и даже — трагическая. У Кати она вызывала именно такие ассоциации. На душе стало спокойнее. Пасьянс сошелся, но главное даже не это. Десять минут уединения очень помогли ей снять напряжение.

— Катюша! — послышался из кабинета голос отца. — Мы тебя ждем!

Как вовремя!

— Ну вот, не подвел меня Кардапольцев, сбросил информацию, как и обещал…

Георгий Дмитриевич немного волновался, он с нетерпением ожидал нечто важное, то, что может, наконец, внести в эту историю ясность:

— Так-так-так, читаю: «В процессе изучения материалов архива…»

— Папа! Читай главное! — Катя горела нетерпением. — Эти профессорские штучки — размазывать информацию, как бутербродное масло, мы знаем.

— Так-так-так, читаю: «…выяснилось, что прапрадедом Павла Блэнка был спасенный русскими моряками иностранный гражданин, скорее всего — Ост-Индии».

— Ну вот, теперь тоже не все понятно без подробностей, — недовольно проворчала Катя.

— Ты сама просила суть, вот я и прочитал выводы. Ладно, слушайте внимательно…

Георгий Дмитриевич поправил очки и продолжил читать письмо профессора Кардапольцева:

— В тысяча семьсот двенадцатом году русский клипер «Отважный» возвращался из Ост-Индии. Когда он находился недалеко от мыса Доброй Надежды, моряки обнаружили обломки корабля, потерпевшего крушение. Возможно, его накрыла «волна-убийца». Даже по этим обломкам явствовало, что корабль сделан добротно, хорошими мастерами, скорее всего — нидерландцами или португальцами. Из предметов, которые они достали из воды, самым примечательным был мальчик-туземец, маленький и хрупкий, одетый в короткие шаровары. Других вещей с ним не было. Вместе с мальчиком были выловлены: шляпа голландского или португальского покроя, одна; плетеная шкатулка для женских безделушек, пустая, одна; трубка курительная, одна; женские перчатки, одна. Мальчик не понимал по-русски, поэтому его имя, а также место жительства, неизвестны. Данные изложены в судовом журнале и подписаны капитаном корабля Андреем Прохоровым.

— Получается, что этот мальчик — прапрадед Павла Блэнка? — на лице Буди было крайнее удивление. — И можно ли это доказать? А где же обещанная нам мама-голландка?

— У меня тоже есть вопрос, — громко произнесла Катя, поддерживая позицию Буди, — но он самый главный: а где крест?

— Действительно, и здесь не складывается ребус… — согласился с их доводами Георгий Дмитриевич. — Все-таки, есть еще какая-то очень важная информация за бортом…

— Папа, ты скоро капитаном станешь, уже матросский сленг появился.

— Появится тут, Катюша, чувствую, и не то… Теперь я не успокоюсь, пока не узнаю эту историю во всех подробностях. Вот так-то! Подождите, я еще не все прочитал. Вот еще приписка: «Уважаемый Георгий Дмитриевич, если вас заинтересовала моя информация, я могу продолжить свою работу. Думаю, что сохранились некоторые данные с российских судостроительных верфей, а также со строительства Санкт-Петербурга. Если этот мальчик остался в этих сферах производства, возможно, я смогу проследить его дальнейшую судьбу».

— То есть, если мальчик стал прислугой в богатом дворе или учеником сапожника, шансов узнать о нем совсем нет, — продолжила мысль профессора Катя.

— Именно так, — поддержал ее отец, — посудите сами, кто же будет писать летописи о простолюдинах? Тут нужна очень важная зацепка, чтобы попасть в историю… Вот у нас, например, в двух случаях было крушение корабля…

— Может быть и другое, — заметил Буди, — например, оказаться рядом с известным человеком, или же присутствовать на очень важном, историческом, мероприятии.

— Что-то не походит по этим описаниям, что у мальчика мама голландка, — начала опять рассуждать Катя. — Ни одной зацепки… Обнаружен в месте, где проходят корабли со всех стран, и куда угодно… Это мог быть и китаец, и индус. Если бы он заговорил по-голландски, наверное, его кто-нибудь бы понял… Помнишь, папа, ты рассказывал о том, что много мастеров с Голландии работали тогда на русских судостроительных верфях, да и наши ездили к ним… Если бы хоть крест был с ним? Хотя…

— А может, он с ним был! — горячо возразил Буди. — Мог он его запрятать?

— Да ладно, Буди… Куда запрятать-то? В шаровары?

Катя не сдавалась, она никак не могла принять уравнение с несколькими неизвестными за действительную версию. И все же… И все же интуиция ей подсказывала, что именно этой версии и нужно придерживаться.

— А вы знаете, я ведь и сам могу параллельно с профессором покопаться в своих архивах, — ошарашил обоих Георгий Дмитриевич. — Я ведь, когда начинал готовиться к защите, а это было еще два года назад, если не больше, много какой информации собрал… Есть у меня и файлы о российском кораблестроении, и о первых питерских строителях… Как раз то, о чем говорил Кардапольцев. Надо тоже посмотреть. А вдруг что-то интересное обнаружу? Тем более, что теперь я знаю, о ком искать: о мальчике-туземце!

— Папка! Я же говорила, что не зря копаешь Петровскую эпоху!

— У нас очень мало времени, — задумчиво произнес Буди. — Я уже забронировал билеты. Рейс через два дня. Как раз и Катя освободится… Да и Новый год приближается… лучше все-таки встретить его дома, чем в дороге…

— Надо же, как мы закрутились, что и о празднике забыли!

Катя встала с дивана и подошла к окну. Опять падал снег. В него потихоньку перешел вчерашний дождь, и хлопья были огромными и пушистыми. Их так хотелось назвать влажными, если бы они не были из воды. А вот мелкие колючие снежинки Катя назвала бы сухими. Снежинки падали и падали, отчетливо вырисовываясь в светлом сегменте, который вырезал из темноты одинокий фонарь-стражник.

— Катюша, там снег? — отец почувствовал ее настроение. — Да, кстати, а где Валентин?

— Правильно, папа, ты назвал его. Был Валек, стал — Валентин. Потому что уже тоже вырос. С нами ему неинтересно, так что наверняка с девушкой гуляет.

— С девушкой?

Отец никак не мог себе представить мальчика с оттопыренными ушами, которому он постоянно по дороге в детский сад завязывал шнурки, в обнимку с девицей…

— Так… На чем мы остановились? — Он усиленно пытался скрыть растерянность. — А-а-а, Буди сказал, что времени у нас мало… А когда его было много? Давайте сейчас отдыхать, на эти два дня планы уже построены, а после Катиного показа соберемся и подведем итоги.

К показу Катя готовилась несколько месяцев. А если вспомнить о той минуте, когда эта идея пришла ей в голову, то получится — не меньше года. Ей не просто хотелось сделать женскую зимнюю одежду красивой, но и сохранить в ней русские национальные традиции. А они совершенно забыты последнее время, стерты бесформенными «однополыми» пуховиками или же добротными, но «интернациональными», шубами и дубленками. Она мечтала изменить покрой шуб и пальто и придумать к ним оригинальные головные уборы. А если и пофантазировать над цветом? Ведь с приходом осени можно наблюдать на улицах одну и ту же картину: женщины расстаются с легкой, изящной и расцвеченной всеми цветами радуги летней одеждой и нахлобучивают на себя убогую серость, под стать унылому настроению.