Виллоу испытывала благодарность по отношению к Солу, который стал ее верным спутником на всю жизнь. И сожалела о том, что была сильно занята и не уделяла ему должного внимания, как полагалось делать жене. Теперь она наверстывала упущенное. Чувствовала, что их брак окреп и что им сейчас лучше вместе, чем когда бы то ни было. Их общая борьба с болезнью Паркинсона помогла обоим стать беззаботнее и чаще испытывать чувство благодарности. Виллоу благодарна Солу за то, что он удостоил ее чести разделить с ним жизнь.

Но Виллоу до сих пор больше всего гордится профессиональной жизнью. Она с гордостью вспоминает, как помогала клиентам найти себе дом, врача или работу. С нежностью думала о Руби, Мироне и многих других своих подопечных. Она вспоминала любимых сотрудников и женщин, которых обучала, вечеринки по выходным, когда покупала пиццу и яблочный сидр и все танцевали под кубинскую музыку. Она знала, что сумела пережить трудные времена и изменила к лучшему жизнь людей с хроническими психическими заболеваниями в Нью-Йорке. «Мои мать и отец гордились бы мной, — подумала она. — Я сделала все, что было в моих силах, чтобы жизнь на этом клочке земного шара стала лучше».

* * *

В Остине Сильвия оглядывалась на прожитую жизнь со смешанным чувством грусти и гордости. Ее родители были мелкими арендаторами и особых поводов для радости повседневность не давала. Она единственная в их родне хорошо училась и смогла подняться на ступеньку выше, став представителем среднего класса. Ей было жаль, что родители не смогли получить удовольствия от того, чем пользовались они с Льюисом. Они с Ленорой ездили на остров Падре в Мексиканском заливе, а однажды — в Новый Орлеан на масленицу. Смаковали вкусную пищу, наслаждались кантри, к ним были добры соседи и прихожане церкви.

Больше всего Сильвия сожалела о Леноре. Она была таким милым и живым ребенком; казалось, ей уготовано счастье. Сильвия сохранила все ее спортивные призы, сочинения и рисунки. Но теперь вспоминать о Леноре было нелегко.

У Сильвии сжималось сердце при мысли о дочери, и обуревали смешанные чувства — гнев, страх, печаль и безумная родительская любовь.

Сильвия была благодарна судьбе за то, что у них с Льюисом были внуки. Они радовали, стали последней ниточкой, которая связывала их с Ленорой; в них заключался смысл жизни. Сильвия гордилась тем, как они с Льюисом выполняли родительские обязанности. Она экономила по несколько долларов в неделю, чтобы однажды организовать выезд на каникулы. Надеется, что они с мужем проживут достаточно долго, чтобы вырастить Макса и Грейси. Ночью, когда не спится, Сильвия молится за Ленору. Если та когда-нибудь вернется, они примут ее. Она же родной человек, а родные для Сильвии превыше всего.

* * *

Когда рыжеволосой Эмме одиноко и грустно, она прибегает к стратегии, которая связывает ее с воспоминаниями из разных десятилетий ее биографии. Всю жизнь, оказываясь в красивых местах, она говорила себе: «Я надежно упакую эти воспоминания, как кладут записки в бутылку, и возьму с собой». Теперь, когда ей трудно, она «раскупоривает бутылку» и делает глоток — путешествия в Йеллоустоунский заповедник или поездки к Тихому океану.

* * *

Истории наших долгих отношений с друзьями и родными помогают дарить любовь, которая им нужнее всего сейчас. Я помню, как мой двадцатидвухлетний муж-музыкант распевал «Научи своих детей» и «Зеленая, зеленая трава у дома». Я представляю его отцом новорожденного малыша, директором психиатрической клиники неподалеку от птицефабрики и бегуном, совершающим марафонский забег. Я могу мысленно представить все этапы жизни Джима, этого седовласого мужчины, который разгадывает кроссворды у нас в гостиной. Мы прожили вместе сорок пять лет, и я знаю, отчего он счастлив, что его злит или огорчает. И поэтому могу заставить его рассмеяться или успокоить, если взгрустнется. Мой брат рассказал историю о портном, который хотел нанести визит новому папе римскому. Маленькая община собрала деньги на поездку. Папа был так растроган историей о крохотном приходе и долгом пути этого человека, что дал ему аудиенцию, они долго беседовали. Когда портной вернулся домой, прихожане устроили праздник и стали расспрашивать его о новом папе. А он смог лишь ответить: «Папа римский носит одежду размера 44 средний».

Мы видим мир не таким, какой он есть, а таким, каковы мы сами. Если испытываем гнев и горечь, находим подтверждения враждебности мира, куда бы ни взглянули. Если доверяем людям, находим доказательства их доброты. Чтобы развиваться, нужно постоянно расширять кругозор. В раннем детстве единственный человек, который нам интересен, — мы сами. Позднее, если мы правильно развиваемся, способны по достоинству оценить ценности родных и школьных друзей. Став взрослыми, мы продолжаем развивать способность к состраданию по отношению ко всем, кого встречаем. Если мы любознательны, не пытаемся просто найти подтверждение своим ограниченным взглядам на мир, а, скорее, больше понять про всех и все вокруг. Мы хотим увидеть мир с разных точек зрения. И, глядя на него со стороны, с максимально возможного расстояния, можем испытать благодарность, обрести мудрость и почувствовать, как продолжают жить нравственные ценности, которые мы исповедуем. Это помогает осознать, кто мы такие, что приносит нам успокоение и позволяет поддерживать взаимосвязь с миром.

Время и воображение в том, что касается нравственных ценностей, — прекрасное лекарство для человеческой души.

Однажды летом я посетила церемонию наречения именем годовалой девочки, которая родилась в Небраске у Мохамеда и Тамбу из Сьерра-Леоне. Я исполняла роль почетной матери-покровительницы для малышки Исату и должна была благословить ее. Люди съехались на церемонию из четырех штатов, она проходила в окружном саду, за городом. Мохамед исполнял африканскую музыку, а люди его клана принесли в жертву козленка и угощали мясом всех гостей. Исату играла с остальными детишками под деревьями, наряженная в белое сатиновое платьице.

Когда я покидала церемонию, Мохамед вручил мне орех колы и объяснил, что этого требует ритуал его деревни: орехи колы символизируют любовь, уважение и значимость. Это красновато-коричневый плод размером с каштан. Мохамед сказал, что на вкус он мне не понравится, но я должна его сжевать. Поначалу орех кажется горьким, а затем приобретает сладость, и когда рот очистится, от горечи не останется следа. Так орех колы преподает важный урок: многие вещи кажутся несладкими, пока не проявишь терпение и упорство. Я откусила орех и почувствовала, что мне хочется его выплюнуть. Но Мохамед был прав. Пока я жевала, горечь исчезла, и рот освежился. Сомневаюсь, что в будущем съем много орехов колы, но мне нравится вспоминать о полученном тогда опыте. Время растворяет горечь пережитого и делает жизнь слаще.

Если мы развиваемся, забота начинает распространяться в широком смысле слова на все живые существа. Мы сочувствуем всем, без исключения. Нет больше «мы» и «они». В наших сердцах мы все одинаковы. Моя подруга Линн называет это «всеобъемлющим счастьем». Она может обвести взглядом любое скопление людей и почувствовать благодарность ко всем окружающим. Когда она бродит по горам, среди дикой природы, ее поражают красота и чудеса вокруг. «Я научилась многое отпускать, — призналась она. — Иногда могу принимать неопределенность скорее как дар, а не как нечто такое, чего стоит бояться».