Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А большое ли у вас там сейчас население? — поинтересовался я.
— Сейчас не сезон, — ответила полтора на полтора. — Пол-этажа работает.
— Как это?
— Ну, комнат шесть-восемь занято.
— Что-то не густо.
— И в коттеджи часто заезжают, — обиделась за фирму администраторша. — Сегодня, например, ребята заехали молодые. У нас хорошо для отдыха — баня, природа, кафе есть, дискотека.
— Да я наоборот. Мне, наоборот, тишины хочется и уединения с природой.
— Так уезжают же все скоро, — моментально перестроилась собеседница. — Завтра у двух семей путевки заканчиваются. И которые в коттедже, тоже только до завтра…
— Подумаем, — пообещал я.
А что думать? Ехать надо и на месте разбираться…
…Погодка выдалась самая благоприятная для проведения спецакций — минус два-три, легкий ветерок, прозрачный тонкий снежок и половинка луны над лесом на противоположной стороне залива. Ни разу не слышал подобного определения, но, наверное, это должно называться — слепой снег.
Часа полтора, меняя диспозиции с целью выбрать лучшую, мы с Самаковским вели наблюдение, в том числе и с помощью бинокля, за двухэтажным коттеджем ручной работы с тремя прикорнувшими у резного крыльца автомобилями — трехсотым «мерсом», «Хондой» и «девяткой».
От прочих корпусов дома отдыха наш коттедж отделял негустой утонувший в снегу березовый перелесок, то есть поставили домик слегка в сторонке, наверное, для таких, как я, предпочитающих уединение с природой, что теоретически должно было облегчить нашу с Самаковским задачу в плане техники безопасности для непричастных лиц.
Определившись на местности, мы устроились в укромном местечке за ивами метрах в тридцати от строения. Отсюда просматривались и главное крыльцо с машинами, и еще один выход, от которого тропинка, протоптанная в снегу, сбегала к заливу, где руки энтузиастов-моржей пробили во льду квадратную полынью, примерно метра два на два, и из кусков льда выложили вокруг стенку, чтобы ветром не продуло обнаженные тела.
Тропинка, как мне объяснил Самаковский, по прямой соединяла ледяной бассейн с баней. Оказывается, Серега здесь уже бывал несколько лет назад в компании с тем же Соколовым еще до того, как я поступил к Соколову на службу. Согласно Серегиным воспоминаниям, первый этаж домика занимали тренажерный зал, большая гостиная с камином, она же столовая, и собственно сауна, на втором этаже размещались пять или шесть отдельных комнат для иных утех, холл и бильярдная.
Свет горел почти во всех окнах, но тени за шторами пока мелькали лишь на первом этаже, откуда доносились также музыка, нечленораздельные выкрики и гогот, как мужского, так и женского происхождения. Теней было много.
— Не многовато ли их там? — еще в самом начале засомневался Самаковский. — На двоих-то?
— Не ссы, это они на военную хитрость пустились, — успокоил я.
— Как это?
— Как три мушкетера во время завтрака в бастионе Сен-Жермен. Вместе со слугами их было всего восемь, но они выставили много-много ружей из всех бойниц, испанцы испугались, что их там целый полк, и долго не решались пойти в атаку.
— При чем здесь испанцы?
— Это такая известная военная хитрость. Они специально мелькают, чтобы мы решили, что их там человек двадцать, и испугались.
Самаковский сообразил, что это шутка, но и не подумал улыбнуться, а вместо этого взялся за подсчеты…
…А я и не утверждаю, что удачно пошутил, это у меня от нервов язык развязался.
— …Три тачки, — считал Самаковский, — максимум, пятнадцать человек.
— А минимум трое, — сделал я попытку его успокоить.
— Минимум — это вряд ли.
— Так и максимум может быть другой. Например, они целый автобус заказали, автобус их доставил и уехал в свое ПАШ…
Я лично для себя остановился на цифре двенадцать. Зная привычки обеспеченных братанов, можно предположить, что количество дам в компании превышает мужской состав. Четверо-пятеро ребят и семь-восемь заказных девушек — нормальный расклад для дня рождения.
— Хочешь чаю? — неожиданно предложил Самаковский.
— Хорошо бы пива.
— Пива нет.
Достав из небольшого кожаного рюкзачка пол-литровый термос, Самаковский пояснил:
— Ира снарядила.
— Настоящая жена боевика! — похвалил я.
— Да она не в курсе.
— Да это я опять типа шучу, удержаться не могу.
— Тс…
Действительно, со стороны бора раздались голоса и скрип снега.
Известно, что ночь — это время, когда силы зла ползают по земле беспрепятственно. Но еще я заметил, что ночь — это время, когда на земле беспрепятственно плодятся силы романтизма. Есть люди, которые любят купаться при луне, а есть отдельные, которые при луне катаются на лыжах. Жителю солнечного Крыма подобный романтизм в принципе недоступен, даже как идея.
В первом часу ночи по лыжне, воркуя, шли двое влюбленных, и серебристый девичий смех эхом проносился в заснеженных кронах берез. Недолюбливаю, когда смех серебристый, для меня это синоним известного смеха без причины. Я понимаю — над анекдотом там посмеяться, или, например, человек в лужу упал… Но при чем здесь лыжный спорт, эксклюзивное занятие выносливых, угрюмых женщин?
Парочка романтических лыжников поравнялась с нашей засадой, и глазастая кошка разглядела неровную борозду, оставленную неуклюжим телом Самаковского, который недавно присоединился ко мне с соблюдением законов военного времени.
— О! — удивилась девица. — А это что? След.
— Медведь прошел, — видимо, хотел пошутить ее спутник, внешним обликом при свете луны напоминавший начинающего физического аспиранта — молоденький, со светлой жидкой бородкой и изливающимся из глаз светом непознанных научных истин.
— Не прошел. А прополз!
— Чего бы он полз?
— От голода обессилел. Зима же, малины нет. Пошли посмотрим?
— Зачем?
— Помощь окажем.
— Неохота что-то. И спать хочется. Пошли домой.
— Ну, Женечка, ну пошли посмотрим! — закапризничала подруга.
Бородатый физик заколебался.
Беседа происходила в пятнадцати шагах от нашего убежища. Еще не хватало засветиться в обществе Самаковского! Я представил, как мы открываемся взору двух романтиков… Лежат двое в снегу, мужского пола, тесно прижавшись… Сильная картина! Мы не то, чтобы тесно, но им-то воображение точно дорисует недостающие детали. Еще и чай пьют!
— А вдруг волк? — высказал предположение Женечка. — По радио недавно передавали, в Болотнинском районе волки сожрали начинающую учительницу. Напала на нее стая, она побежала через поле, вскарабкалась на стог и жгла коробок спичек. И пока спички были, писала предсмертную записку. А потом спички кончились…