— Куда?

— Не все ли равно?

— Дело в том, что я их нашел.

— Кого?

— Что с тобой? Кого-кого… Убийц Треухина. Есть возможность сегодня с ними поболтать.

Котяныч просто-таки вынужден был впустить меня в дом.

Холостяцкое жилище Константина Альбертовича было оформлено с недюжинным вкусом. Дизайнера нанимал?

Есть такой журнал, было время, я на него часто натыкался дома у одной своей знакомой, называется «Мой уютный дом». Как ни странно, мне нравилось его перелистывать, может быть оттого, что изысканные интерьеры на журнальных страницах так откровенно не сочетались с убогой обстановкой моей собственной конуры. Так вот, квартира Котяныча представляла из себя словно бы квинтэссенцию глянцевых образцов — серебристые с розовым отливом обои, приступочки, ступенечки, диван с гнутыми подлокотниками, клетчатый плед, книжные полки, облагороженные солидной позолотой корешков — вот какие книги люди читают! — столик с компьютером и тяжелое кресло перед ним, здесь же на стене две групповые фотографии в рамочках, в другом углу еще один столик — плетеный с двумя легкими плетеными же креслами.

Еще на стенах висело несколько акварелей с южными пейзажами. Насколько я понимаю, не Шишкин и не Куинджи. Зато красиво, похоже на то, чем торгуют самодеятельные бородатые джинсовые пареньки в переходе метро на Красном проспекте. А что? Мне нравится. Впрочем, что я понимаю?..

— Ого! — вроде бы не сдержал я восхищения, хотя, честно говоря, мне начихать на все эти рюши и банты. — Сам придумал?

Котяныч криво усмехнулся, дескать, не тетя же, и вроде бы даже немного подобрел. Ни черта он не подобрел.

На плетеном столике стояла раскрытая дорожная сумка, рядом лежали вещи, приготовленные в дорогу, в том числе изысканная кожаная кобура а-ля «Петек» с торчащей рукояткой «Лютера».

— Садись, — Котяныч нехотя указал на диван. — Рассказывай свои новости.

— Насчет фамилий, которые я тебе называл, все подтверждается. Они это, те самые пацаны…

Котяныч нервно кивнул и обернулся, чтобы бросить взгляд на сумку.

— …Они сейчас в Новосибирске. У Корнищева сегодня день рождения. Откупили коттедж в Боровом. Будут все.

— Ну и что?

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Котяныч сегодня сам на себя не похож.

— Как что? Сегодня со всей этой ерундой можно покончить одним разом.

— Н-да? — с сомнением переспросил Воронов и тяжело задумался.

— Ты какой-то сегодня странный.

— В самом деле?

— Точно. Дай мне человек пять своих ребят…

Примостившись на подлокотнике кресла возле компьютера, Воронов продолжал соображать, покачивая ногой.

— Вот что, ребята, — наконец очнулся он, — пулемета я вам не дам.

— Что?

— Жалко, конечно, что так получилось. Но все отменяется.

— Что отменяется?

— Мы больше этим делом не занимаемся.

— Чем? Можешь ты толково объяснить, что происходит?

— Треухин аннулировал свой заказ на расследование. Короче говоря, это дело его больше не интересует.

— Не может быть. Еще позавчера он подтвердил, что хочет разобраться. Опять же дочка. С ней-то как?

— Позавчера было позавчера, а сегодня уже сегодня. Я тебе русским языком объясняю: заказ аннулирован. Треухина сейчас в городе нет и неизвестно, когда будет. Я вернусь дня через два, тогда и рассчитаемся окончательно. Что там мы тебе должны, что ты нам должен. «Ауди» еще не разбил?

— Как-то все оно странно получилось, — в задумчивости промямлил я.

— Не знаю. Может быть. Шеф мне про свои мотивы не докладывает. А что касается дочки, то за нее не переживай. Все равно она в Америку уезжает. Учиться.

— Когда?

— Скоро. На следующей неделе.

— Так ведь не сезон. Зима ведь.

— Это здесь зима! А там всегда лето! Визу уже оформляют.

— Чего разорался? Понял я, понял…

Котяныч аж посинел от злости. Точно, пулемета мне здесь не дадут… Что же мне Настя про Америку ничего не сказала? Удивительная страна — Америка. Все девушки, которые когда-либо нравились мне по-настоящему, почему-то обязательно туда уезжали. Просто роковой континент.

— …Только я-то свой заказ не аннулировал, — заметил я.

Костя почти не удивился:

— Один, что ли, пойдешь?

— Да хоть и один.

— Извини, коллега. Людей я тебе дать не могу. Они же не мне принадлежат. И сам пойти не могу. Не могу я поездку отменить.

Он вроде бы даже оттаял.

— Тебя убьют, — сообщил он на прощанье печально или даже с какой-то печальной нежностью.

* * *

Никого из знакомых, готовых хотя бы за деньги сходить на опасную стрелку, мне с ходу найти не удалось. Один просто сказал: «Нет, не могу», и уговаривать я не стал, двое других не отвечали по телефону, про четвертого жена сказала, что он в командировке уже месяц. А к малознакомым бандитам обращаться не хотелось. И только Самаковский без колебаний согласился, когда я сообщил, что разборки предстоят с той же братвой в шапочках с прорезями, которая его самого сегодня утром кулаками и прикладами загнала под стеллаж с майонезом, разгромила магазин и до смерти перепугала жену Ирину. Самаковский согласился, зловеще поглаживая забинтованную голову.

— Хорошо тебе, — заметил я, имея в виду повязку, — маскироваться не надо. Будешь, как маленький сугроб.

…Да, я соврал. А что мне оставалось?

При виде того, как Самаковский чуть ли не по-пластунски подбирается к наблюдательному пункту возле заснеженной ивы, меня неожиданно разобрал приступ странной веселости.

— Ну и кто это у нас? Змейка, ящерица или черепашка?

— Не понял, — стряхивая снег с куртки, Самаковский окинул меня подозрительным взглядом на предмет, не треснул ли у партнера шифер.

— Анекдот такой. К психиатру в кабинет вползает пациент. Тот к нему этак доверительно обращается: «Ну и кто это у нас? Змейка, ящерица или черепашка?» — «Да нет, доктор, вы не поняли, я нормальный, просто я высоты боюсь»…

Увы, Самаковскому история удовольствия не доставила.

— Это у меня так, — объяснил я, скривившись, — нервное. Не обращай внимания.

— Че морщишься?

— Чайник разваливается.

— У меня тоже…

…Три часа назад из Новосибирска сквозь снежные заносы я дозвонился до дома отдыха «Боровое» и поинтересовался у поднявшей трубку тетеньки, судя по голосу, с вайтлсом так примерно полтора на полтора, во что встанет недельный отдых на двоих в их уважаемом заведении. Оказалось, что за сутки в приличном двухкоечном номере главного корпуса нужно заплатить двести пятьдесят рублей, в каковую сумму, правда, не входит питание. Можно также арендовать один, из четырех отдельных коттеджей, но это под силу обеспеченному человеку.