Девушка, не найдя желаемого, издала еще один вздох и поднялась:

– Схожу-ка за угол. – Она медленно, водя перед собой руками, исчезла в темноте.

Арчибальд посмотрел на Бенду:

– А вы?

– Да, пожалуй. – Бенда встает и тоже уходит.

Когда Бенда через несколько шагов видит с обеих сторон коридора две зияющие дыры ответвлений и останавливается, прислушиваясь, чтобы выяснить, куда свернула Алиция, из правого хода показывается девушка:

– Наконец-то мы одни!

Бенда в замешательстве отступает, но Алиция бросается вперед, хватает Бенду за руку целует, затем прижимается к Бенде всем телом, шепчет горячечно:

– Ты первый, кто поразил меня с первого взгляда! И я совершенно не понимаю, как могло это произойти, ты почти все время молчишь, молчишь, ничего не делаешь! Почему меня защищает этот высокомерный рыцарь, почему не ты? Он смеется над тобой, называет женщиной, почему ты позволяешь ему это? Скажи что-нибудь, не молчи! Обними же меня! – Она зарывается лицом в выемку между шеей и плечом Бенды и яростно плачет. – Меня никто, никто не любит! – с трудом выговаривает она сквозь рыдания.

Бенда гладит сотрясающуюся в плаче девушку по голове, по плечам.

– Полюби себя, и ты потеряешь зависимость от чужой любви. Перестань оглядываться, посмотри на себя.

– К черту философию! – рыдает Алиция. – Я хочу, чтобы меня любили! Я же такая красивая, хорошая! Почему меня никто не любит?!

– Я, я тебя люблю, – повторяет Бенда ей на ухо, раз за разом, пока сквозь слезы и сопли, всхлипы и бессвязное бормотание девушка не начинает слышать. Шмыгнув носом, она отрывается от ставшей мокрой на плече рубашки Бенды.

– И я тебя люблю, – говорит она, с трудом шевеля опухшими губами, вытирает рукавом глаза. – Нос у меня не очень красный?

– Не вижу, – честно отвечает Бенда; Алиция, смутившись, отворачивается, тихонько сморкается в вытащенный из-за пояса платок. – Только ты меня еще не любишь.

– Неправда! – быстро оборачивается девушка. – Хочешь, докажу?

Бенда улыбается:

– Ты не можешь меня любить. Посмотри на меня. Я не мужчина.

Алиция отшатывается от Бенды:

– И ты?! Да вы сговорились! Чтобы поиздеваться надо мной!

Топнув ногой, она разворачивается и бегом бежит в темноту правого ответвления. Бенда идет в ход напротив.

Вернувшись, Алиция под удивленным взглядом рыцаря закуталась в одеяло, отошла к стене за Юлия и улеглась, повернувшись ко всем спиной. Некоторое время она ерзала, пытаясь как-то устроиться, ведь ей впервые в жизни довелось спать на полу, но наконец затихла. Арчибальд поглазел на образовавшийся шерстяной кокон и перевел взгляд на Бенду

– Очень устала, – коротко поясняет Бенда, садясь. – Спите, я покараулю, потом разбужу.

Канерва уже лежал между бревном и костром, сам похожий на неотесанный ствол. Из одеяла с одной стороны торчали подошвы сапог, с другой – макушка, несколько темных прядей рассыпались по полу. От него доносилось ровное сопение.

Арчибальд внимательно оглядел спящих.

– Нет, не стоит, – сказал он тихо. – Ложитесь подле Алиции, а я рядом. Через меня никто не пройдет, я очень чутко сплю.

– А я? – подает голос прикорнувший у ног рыцаря Юлий. – Я его боюсь! – Он кивает на храпящего Кривого.

Рыцарь с неудовольствием оглядывается на оруженосца:

– Ты... Ладно, можешь лечь между девушками.

– Я с ним не лягу! – Юлий ткнул в Бенду пальцем.

– Тогда спи где хочешь! – рявкнул Арчибальд.

Юлий набычился, исподлобья глянул на Бенду.

– С лошадями можно?

– Иди.

Юноша, прихватив одеяло, осторожно перешагнул через бандита и скрылся в той стороне, где журчала вода. Скоро оттуда донеслись ласковый голос и лошадиное довольное фырканье.

Угли присыпаны пеплом. От них еще исходит жар, рыцарь ощущает его бедром. С другой стороны он чувствует тепло Бенды, хотя они не соприкасаются. Затем Арчибальд как будто окунается в тепло и легкость целиком, с головой, перед глазами мелькает причудливый образ – и рыцарь погружается в сон...

* * *

Проснулись все почти одновременно. Проснулись почти все.

Кривой примостился на краешке бревна, приложив к правой стороне лица мокрый платок. Канерва, рывком сев, убрал ноги из-под Кривого и уставился на бандита, который отнял платок от щеки, чтобы перевернуть.

– Ого! – воскликнул лорд. – Хорошо, что я спал! Ты попытался не хотеть, а делать?

Кривой, закрыв мокрой тканью красно-фиолетовую скулу, невесело ухмыльнулся:

– Ага, было дело. Господин рыцарь чутко спит.

За Арчибальдом выбралась из-под одеяла Алиция, потянулась так, что лиф туго охватил ее грудь, зевнула.

– Что, кому-то досталось? – сиплым со сна голосом спросила она.

– Господину разбойнику, – любезно пояснил Канерва. – Как спалось, прекраснейшая?

Алиция показала ему язык и протянула руки к костру:

– Холодный!

Арчибальд, вложив меч в ножны – впервые со вчерашнего утра, – пошел за валун и плеснул горсть воды в лицо.

– Чем это тебе такую дулю посадили? – поинтересовался Канерва у Кривого. – Неужели у господина рыцаря стальные кулаки?

Бандит снова отнял от лица тряпочку, перевернул и приложил более прохладной внешней стороной к огромному синяку.

– Рукоятью, – скривившись, ответил он.

– Дважды, – добавил Арчибальд, выходя из-за валуна. За ним брел, зевая, Юлий. – Своего друга будить не собираетесь? – Арчибальд, споткнувшись о Сержика, замер.

– Ага, – не смутившись, кивнул Кривой. – Не, не собира.

Рыцарь осторожно ткнул носком сапога лежащего у стены закутанного с головой в одеяло Сержика, опустился рядом с ним на колени, откинул с лица ткань... и быстро перекрестился.

– Что там? – вытянула шею Алиция.

– Приехали, – пробормотал Канерва, тоже крестясь.

Юлий охнул, отступил за валун. Кривой, повернувшись к оруженосцу сказал:

– Вот што Аластер мож сделать, ежли хочет. Поэл, голуба? Ежли Сержик ему не нужен, то Аластер его убират. Во как.

Алиция разглядела бело-голубое лицо, обметанные пеной синие губы – и закричала. Пронзительный вопль разнесся по катакомбам.

Перекинув через плечо ремень лотка, Бенда шагает по улице. Солнце только-только вылезло пузатым румяным боком из-за красных черепичных крыш – и тут же залило глаза мерцающим золотом. Бенда смотрит на него не отрываясь, как орел. Правда, летать Бенда не умеет. Зато знает, что сейчас светило похоже на поднимающийся в печи каравай. Если чуть-чуть приоткрыть заслонку, пока отец отвернулся, то увидишь как раз такое: в ярком свете из-за края железной формы, покрасневшей, ровно черепица, медленно выползает желтое, густое, упругое...