— Нет, это не они, — отвечаю негромко. — Мы можем выйти? Я не могу говорить, когда на нас смотрят.

Ярослав кладет руку на мою спину, открывает дверь и выводит из зала в коридор. Здесь расположены два высоких окна с широкими подоконниками, и он подводит меня к одному из них. Руку с предплечья не снимает, когда поворачивает к себе лицом, а я утыкаюсь взглядом в голую и мускулистую грудь.

Я стою в куртке-пуховике, но мне совсем не жарко.

— Может, ты бы оделся? — зачем-то предлагаю. — Здесь прохладно.

— Шутишь? Это моя рабочая форма. Наоборот, не мешает остыть.

— Представляешь, меня на входе приняли за массажистку. Интересно знать, чью?

— Ну, не мою точно. Посмотри на меня. Думаешь, с моим телом девчонка справится? У меня массажист — бугай еще шире, чем я. И то ему приходится нелегко.

— Красивая у тебя татуировка, Борзов. Кажется, я не говорила…

— Марин? — пальцы на предплечье сжимаются, и я делаю вдох сухими губами.

Да, пора рассказать. Мне все равно это не сдержать в себе. И если не ему, то больше некому.

— Я беременна, Ярослав. На работе стало нехорошо, пришлось уйти. Дома трижды проверила тесты — все положительные, так что сомнений нет. Я жду ребенка. Думаю, у нас с тобой вышло с первого или со второго раза.

Ярослав продолжает смотреть на меня, не шевелясь, и после тихой паузы, я добавляю:

— И пока ты молчишь, я признаюсь: мне страшно. Поэтому я пришла.

— Почему… страшно?

Я поднимаю лицо и встречаюсь с Борзовым взглядами. Мне нравятся его глаза, при прямом свете, льющем из окна, они у него темно-синие и внимательные. И точно не чужие, несмотря на это незнакомое место.

Пожалуйста, пусть он услышит.

— Я никому не говорила, но… это было так больно, в первый раз. Я боюсь… боюсь пережить это снова. Чувствовать его в себе, любить и… потерять. — Горло перехватывает колючий ком, но я заставляю себя договорить. — Вряд ли мой отец тебе рассказывал, но месяц или больше после смерти Сашки я была под действием транквилизаторов, потому что не хотела жить. Потом еще несколько месяцев лечилась от депрессии. Вместе со щедрым приданным, тебе досталась ущербная жена, Борзов. Но я была уверена, что больше никогда не выйду замуж и не переживу это снова, если бы не отец. А теперь… Теперь мне нужна помощь. Пожалуйста, помоги мне с этим справиться и не сойти с ума. Что, если у меня не получится, и я вновь его потеряю?

***

У Ярослава горячее тело, даже сквозь куртку я ощущаю его силу и тепло, когда он притягивает меня к себе и обнимает, уткнув носом в грудь. Чертыхается тихо, но почему-то это воспринимается к месту.

— Черт, Марин… Не могу видеть твои слезы. Легче позволить набить себе морду или избить кого-нибудь самому. Я помогу, обещаю, дай только прийти в себя. Вот так новость!

Я помню из своей прошлой жизни, как огорошила подобная новость нас с Сашкой. По сути, сами еще дети, мы не могли поверить, что станем родителями. Не удивительно, что и Ярославу требуется время, чтобы ее принять. Ну а мне нужны силы, чтобы снова не разреветься у него на груди. И как же так вышло, что именно в Борзове я ищу опору?

Я чувствую, как рука мужа пробирается под куртку, а потом и под мой свитер, горячим прикосновением ложась на спину. Гладит меня вдоль позвоночника.

— Не держи это в себе, выдохни. До конца, — командует он. — Теперь вдохни. Сильно, насколько можешь… Считай до трех. Теперь выдыхай, медленно… Давай еще разок… Умница. Ну как, легче?

Я держусь за него руками, и мне действительно легче.

— Да.

— А теперь моя очередь.

Дыхание Ярослава согревает мой лоб, он не торопится меня отпускать, и после паузы я говорю:

— Прости, что пришла неожиданно. Так уж вышло.

— Ну, если не ко мне, то к кому же? — отзывается Борзов. — Страх делает человека слабым, но это точно не про тебя, Королева. Ты сильная. Я не знаю никого сильнее, и вряд ли узнаю. Ты даже мне сломила хребет, а я железный и злопамятный. Никому бы другому не простил, но ты…

— Что, я?

— Это ты, Марин. Если тебе нужен я — я у тебя буду, не сомневайся. Пойдем.

— Куда.

— Домой. Не отпускать же тебя одну в таком состоянии. Я только парней своих предупрежу, что на сегодня тренировка закончена, и переоденусь. Это быстро!

Но Ярослав не оставляет меня одну даже внутри клуба и заводит за собой в раздевалку, усадив на скамейку — благо здесь кроме нас никого нет. Едва войдя в душ, уже через минуту высовывается из него голый, в мыльной пене и серьезный.

— Марина, а это точно? Ну, с тестами? Ты действительно беременна, вот прямо сейчас?

Если бы сама не помнила, как когда-то удивлялась и не верила — рассмеялась бы.

— Действительно, Борзов. Прямо сейчас. Я чувствую.

— Ясно. — Ярослав скрывается в душевой зоне, но вскоре вновь появляется в каплях воды, успев смыть с себя пену. — А я, Марин, как-то должен это чувствовать? Твою беременность, — спрашивает цепко, словно боится пропустить мой ответ.

Я сижу на скамейке, оперев висок о торец шкафчика, закутавшись в куртку и смотрю на него. На высокого и сильного мужчину, которого сама не выбирала, но так уж вышло, что знаю его запах и тепло, почти как свои собственные. Знаю, как он сердится и как звучит его шепот. Как расслабленно он дышит, когда спит, обнимая меня за талию. Могу без запрета смотреть на рельефное тело и касаться его, обнаженного, где хочу. Но вот ответить на вопрос — нет.

Для подобного — близости тел мало.

— Не знаю, — честно отвечаю. — Наверное, ты должен ее хотеть… для начала. А если нет, тогда это многое для нас изменит, Ярослав. Если не все.

— Ну, я точно не против ребенка. Иначе не брал бы тебя без защиты, — как всегда прямо рассуждает Борзов. — Конечно, я не думал об этом всерьез… Черт! Я вообще о детях не думал, просто ехала крыша от тебя, а теперь поверить не могу… У меня