ли там какие-либо указания на день смерти твоей мамы. Письма соболезнования? Счет за услуги ритуальной службы?

Ты слышишь, как она пытается повернуть колесо, оно, конечно же, не поддается. Ты едва сдерживаешься, чтобы не захихикать.

Когда она возвращает исходную комбинацию цифр на замке, смысл инцидента тебе уже полностью ясен. Она хитрюга. Она не принимала таблетки. Поразмыслив логически, она поняла, что комбинация для замка — это важная дата из жизни твоей семьи. Она искала такие даты и нашла одну. Она здорово рисковала. Но прогадала. Значит, она не админ!

Или все же админ? Неужели очередная уловка? Неужели они хотят тебя запутать? Они ведь прекрасно видят, как ты сейчас стоишь перед дверью с пистолетом в дрожащей руке. Этой неправильной комбинацией они почти убедили тебя, что Мина — невинная жертва.

Почти.

Ты завариваешь чай. Погружаешься в раздумья. Наконец у тебя созревает план. Может быть, ты все-таки сможешь отвоевать у них контроль. Ты рискнешь всем, осуществив его. Но тебе нечего терять.

Глава 46

Спустя час после посещения Snowdrift Айзенберг, Морани и Клаузен стояли у двери ничем не примечательного коттеджа в районе Карлсхорст недалеко от ипподрома. Айзенберг позвонил уже несколько раз, но никто не открывал.

— Мне кажется, я видел наверху движение, — сказал Клаузен, указывая на одно из окон второго этажа.

Айзенберг позвонил снова, указав Клаузену на пристройку к дому. Клаузен кивнул и направился к ней.

— Уголовная полиция. Откройте, пожалуйста! — прокричал Айзенберг.

Клаузен вернулся.

— Дверь веранды не заперта, — прошептал он.

Морани и Айзенберг пошли за ним через сад. Газон давно не стригли, он зарос мхом и сорняками.

Боковым зрением Айзенберг что-то снова, как ему показалось, уловил в одном из окон второго этажа. Однако, взглянув туда, он не увидел ничего подозрительного.

Айзенберг и Клаузен с пистолетами в руках вошли в гостиную, за ними следовала безоружная Морани. На журнальном столике перед гигантским телевизором стояла батарея пивных бутылок. Рядом лежал пустой пакет из-под чипсов.

— Здравствуйте! Есть кто дома? — прокричал Айзенберг.

Ответа не было.

Они прочесали помещения первого этажа: кухня, маленькая столовая, гостевой туалет, кладовая. Заглянув в холодильник, они обнаружили открытую упаковку молока с еще не истекшим сроком годности.

— Здравствуйте, мы из полиции! Дома кто-нибудь есть? — снова прокричал Айзенберг.

На втором этаже послышались торопливые шаги и хлопок двери.

— Мне вызвать подкрепление? — спросил Клаузен.

Айзенберг помотал головой. Клаузен под его прикрытием поднялся наверх по лестнице, огляделся и показал поднятый большой палец. На втором этаже было четыре двери. Первая вела в спальню с незастеленной двуспальной кроватью, вторая — в узкую ванную. Из-за третьей послышалось тихое хныканье.

Прислушавшись, Айзенберг постучал.

— Полиция! Мы заходим!

Он резко распахнул дверь. Комната являла типичное обиталище подростка: плакаты рок-групп на стене, груда одежды на полу, небольшой письменный стол, на котором ютились монитор, клавиатура и кипы бумаг. В книжном шкафу с разноцветными выдвижными ящиками хранились книги для юношества и настольные игры. Однако мужчине, который скрючившись лежал на кровати, застеленной пестрым покрывалом, было ближе к тридцати. Он, беспомощно защищаясь, сцепил руки на голове.

— Папа! — закричал он. — Папа! На помощь!

Айзенберг поставил пистолет на предохранитель и убрал его в кобуру.

— Это не он. Голос совсем не похож на голос преступника.

Морани протиснулась мимо него к кровати.

— Успокойтесь, — сказала она с нежностью, которой Айзенберг никогда еще не слышал в ее голосе. — Мы вам ничего не сделаем.

— Я не хочу! — кричал мужчина. — Я не хочу снова в желтый дом! Я хочу оставаться тут!

— Не бойтесь, мы вас не заберем. Где ваш отец?

Мужчина медленно отнял руки от головы и посмотрел на нее выпученными глазами.

— Вы… меня не заберете?

— Нет. Мы из полиции, — сказала Морани.

— Полиции? Я ничего такого не делал. Честно!

Он снова закрыл голову руками.

— Да, мы знаем. Мы ничего вам не сделаем. Где ваш отец?

— На работе, — сказал мужчина, не глядя на нее.

— Мы можем с ним как-нибудь поговорить?

— Записка. На телефоне. Внизу, рядом с кухней.

— Сходите, поищите, господин Клаузен, — попросил Айзенберг. — А мы побудем здесь.

Вскоре Клаузен вернулся с желтым стикером. На нем было написано «папа». Айзенберг набрал написанный ниже телефонный номер.

— Это главный комиссар Айзенберг из Берлинского УУП. Мы находимся с вашим сыном. Не волнуйтесь, с ним ничего не произошло. Но было бы лучше, если бы вы приехали.

* * *

Потребовалось немало времени, чтобы успокоить взбешенного отца, когда тот ворвался в дом.

— Терроризировать моего сына! — кричал он снова и снова. — Вломиться ко мне в дом без малейшей причины!

— Я уже несколько раз извинился перед вами. В сложившихся обстоятельствах мы заподозрили, что здесь скрывается преступник.

— Мой сын и мухи не обидит!

— Мы в этом убедились. Еще раз прошу у вас прощения.

— Вы не представляете, чем все это обернется. Голоса, которые он слышит, уже практически смолкли. А вы, скорее всего, свели на нет наш прогресс, отбросили нас на месяцы, если не годы назад, — сказал он и обнял сына одной рукой. — Посмотрите, как он напуган!

— Могу лишь снова уверить вас, что я искренне сожалею о произошедшем, — сказал Айзенберг.

— В… все хорошо, папа, — сказал сын. — Полицейские были очень вежливыми. Особенно женщина.

Отец кивнул.

— Ну ладно. А теперь оставьте нас, пожалуйста.

Они попрощались. Айзенберг потер глаза. Изможденный морально и физически, он попросил Клаузена отвезти его сразу в пансионат.

Глава 47

— Мина, просыпайся! Ужин!

Она медленно поднялась и удивленно оглядела комнату, как будто не понимала, где находится. Он стоял рядом и держал тарелку с гамбургером и картошкой фри, которые, очевидно, купил в закусочной. Тарелку поставил на пол рядом с матрацем.

Мина сделала глоток воды из бутылки, прежде чем молча приступить к трапезе. Он наблюдал за ней. Пистолет торчал из кармана штанов. Она подумала, что смогла бы выхватить пистолет, неожиданно набросившись на Юлиуса. Если он считает, что она принимает таблетки, то не рассчитывает на такую реакцию. Она никогда не была жестокой, но изрешетила бы ему все конечности, пока он не назвал бы ей код от замка. Она успела покопаться во всех документах, хранившихся здесь, но без особых успехов.

— Что с тобой? Невкусно?

Она заметила, что перестала есть, и поспешно положила себе в рот несколько холодных размякших картофельных палочек.

— Тебе бы в кино играть, — заметил он как бы между прочим.

Она оцепенела. И медленно подняла голову от тарелки. Он улыбался.

— Ты думаешь, я не заметил, что