— Хватит, Айзенберг. Я дал вам шанс. Сейчас я…

Айзенберг ударил лампу снизу, и она описала в воздухе дугу, высветив преступника. Его внешность врезалась ему в память: толстовка с натянутым до бровей капюшоном, массивные солнцезащитные очки и усы над верхней губой.

Айзенберг бросился на пол. В следующий миг прогремел выстрел. Лампа разлетелась вдребезги, и стало непроглядно темно. Он забился между кроватью и шкафом. Незнакомец выстрелил еще раз. Послышались шаги по лестнице. Дверь открылась, и незнакомец бросился вон из комнаты. На лестнице кто-то вскрикнул, но, к счастью, выстрелов больше не прозвучало.

Айзенберг выскочил из-за шкафа и рывком распахнул дверь. Хозяйка пансионата, госпожа Коль, стояла на лестнице с вытаращенными от испуга глазами.

Хлопнула входная дверь.

Главный комиссар ринулся мимо госпожи Коль и выбежал на улицу. Преступник несся прочь и был уже метров за пятьдесят от дома. Будь Айзенберг моложе, то, пожалуй, догнал бы его, но сейчас не стоило и пытаться. Кроме того, преступник был вооружен.

Отыскав в записной книжке номер, главный комиссар вызвал оперативную группу. Он сообщил информацию, понимая, что даже немедленно развернутый всеобщий розыск беглеца не даст результатов. У того было слишком много путей для отступления.

Крайне расстроенный Айзенберг вернулся в пансионат. Хозяйка все еще стояла на лестнице.

— Я услышала хлопок. Подумала, неужели выстрел? А потом — еще один, — пробормотала она.

Несмотря на подчеркнутое недружелюбие этой женщины, ему было искренне жаль ее.

— Как этот человек оказался в моей комнате?

— Он представился вашим племянником и сказал, что хочет сделать вам сюрприз. И я разрешила… Я ведь не знала…

Она разрыдалась.

— Ничего страшного, — сказал Айзенберг. — Все обошлось.

Он взял госпожу Коль под руку и проводил в ее комнату.

— Вы можете описать преступника?

— А вы его не видели, что ли?

— Видел, конечно. Но память иногда нас подводит. Лучше, чтобы мы оба, независимо друг от друга, сделали описание преступника. Но это подождет до завтра. Сейчас заварите-ка себе успокаивающего чая.

Он пробыл с ней, пока не приехали криминалисты во главе с директором Кайзером.

— Я хочу извиниться перед вами, господин Айзенберг, — сказал он. — Мне не следовало сомневаться в вашей версии.

— Не беспокойтесь, — ответил Айзенберг. — Я и сам не был в ней уверен.

Глава 41

Едва дыша, ты несешься по ночному городу. Жжение во всем теле. Слезы катятся по щекам. Они заметили тебя! Теперь ты от них не скроешься! Может быть, ты ни за что и не смог бы. Нужно остановиться и принять свою участь. Но что-то заставляет тебя бежать. Паника.

«А что, если все не так, как вы представляете?» — спросил комиссар. Почти невзначай, спокойно, как будто его жизни в тот момент ничего не угрожало. Получается, ты был прав: он — админ. Никто не сохранил бы спокойствия в такой ситуации, даже коп. Но почему он это сказал? Что он имел в виду?

Перед твоим взором возникает картинка: ты — всего лишь мозг в колбе с питательным раствором. Провода врастают в твои нервы. Тебе внушают тело, мир. Все это — лишь симуляция, но милосердная. Или еще хуже: ты — даже не мозг, а лишь совокупность электромагнитных моментов в сложном построении. Никакого тела. Ни намека на сознание.

«А что, если все не так, как вы представляете?» — Словно товарный поезд, мысль гремит в твоей голове. На бегу ты ощупываешь свое горло. Никаких ощущений. Ты был бы рад услышать их голоса, их смех. Но они молчат.

Ты прибежал на станцию метро «Темпельхоф». По дороге тебя никто не задержал. Они наблюдают за тобой. Любуются твоим страхом. Растягивают удовольствие от игры.

В метро пусто. Следующий поезд прибудет через долгие восемь минут. Ты снова бежишь наверх, озираешься по сторонам. Приближаются две патрульные машины с проблесковыми маячками. Ты прячешься в тени узкой полоски деревьев.

Машины проезжают мимо.

Ты оборачиваешься на шумное дыхание позади тебя. Как из ниоткуда перед тобой возникает собака. Метис, тебе по колено, мускулистая и короткошерстная, как бультерьер. Она стоит, словно вкопанная, и внимательно за тобой наблюдает. Ее зрачки отражают свет уличных фонарей. Немилосердный звериный взгляд, за которым ты различаешь интеллект превосходящего тебя сознания. Ты каменеешь от ужаса. Сердце сжимается. С тех пор, как тебя еще в детстве искусала собака, ты до ужаса боишься этих существ.

И им это известно!

Собака рычит и скалит зубы. «Стой, где стоишь, — кажется, хочет сказать она. — А то тебе не поздоровится!» Инстинкт самосохранения не согласен с поражением. «Беги!» — кричит он. Но тебя словно парализовало. Ты стоишь на месте и дрожишь, не смея пошевелиться. Рукой сжимаешь пистолет в кармане толстовки.

Лысый человек в куртке пилота идет к тебе по узкой тропинке.

— Неро! К ноге!

Тварь бросает на тебя презрительный взгляд, разворачивается и, тяжело перебирая лапами, удаляется.

Еще некоторое время ты стоишь на месте, как вкопанный. Но потом срываешься и бежишь обратно, к станции метро. В последнюю секунду ты заскакиваешь в вагон поезда. Никто на тебя не обращает внимания.

Несколько раз ты пересаживаешься с линии на линию, пока не убеждаешься, что тебя не преследуют. В тебе пробуждается надежда. Неужели ты ушел от них? Неужели они так плохо управляются со своим искусственным мирком? Или все это — просто наваждение? Это не твои сомнения. Это их сомнения!

Наконец-то ты догадываешься, что они задумали. Они травят тебя, как зверя. Собака была символом, участником их извращенной игры, введенным в нее, чтобы заставить тебя засомневаться. Они рассчитывают, что ты сломаешься перед лицом неизвестности. Что ты убьешь себя, как предложила Мина. Мысль неудержимо манит тебя. Ты мог бы совершить это здесь и сейчас. И положить всему конец.

Это не твои мысли. Это их мысли.

Наконец-то ты добрался до станции, у которой оставил машину. Почти в два часа ночи ты возвращаешься домой.

Как можно тише ты спускаешься по лестнице в подвал. Мина спит. Тебе жаль ее. Она — заложница. Если бы только она могла понять, что это не ты держишь ее в неволе! Пистолет, словно сам собой, оказывается в твоей руке. Ее так легко было бы освободить, одной проблемой стало бы меньше. Ты смотришь на искореженную дверь. Да, девчонка — реальная проблема. Нужно было решаться, не откладывая. Рука дрожит от прикосновения пальца к курку. После долгого колебания ты снова ставишь пистолет на предохранитель и убираешь его в карман.

Когда она в последний раз принимала транквилизатор? На