— А вот здесь вы ошибаетесь! — захотел поспорить чуть задетый Жолдак. — Если вы заглядывали в текст Библии, там черным по белому написано, что жители Содома возжелали познать ангелов. Ангелы явились в их город в виде красивых юношей. Так что жители Содома захотели их познать в самом прямом, физиологическом смысле…

— И были за это истреблены с лица земли.

— Совершенно так. Но ведь вожделение было!

Слава прав: на кого-то Жолдак похож до безумия. Так похож, аж жуть берет. Нарисованные ангелы здесь ни при чем, учитывая еще и то, что ни Слава, ни Саша до пребывания в мастерской их в глаза не видели: нет, здесь просвечивала ассоциация с кем-то живым, встреченным совсем недавно, скорее всего, по данному делу. Но с кем? И что стоит за этим сходством: генетическое родство? Случайность? Нет, случайности в этом внешне запутанном, но элементарно простом деле нет места — либо она играет роль необходимости.

— Н-да, сначала было вожделение. Потом разрушился город. Опасная эта штука — вожделение. Вам так не кажется, Артем?

— Вы правы, — легко согласился художник. — Я сам придерживаюсь аналогичных позиций. Человеку искусства грубая физиология противопоказана. Как только человек искусства — артист, как принято говорить в англоязычном мире, влюбляется, со всеми этими тяжелыми заморочками, с обязательным телесным обладанием, это подрывает его творчество. Место беспристрастности и свободного полета чувств занимает объект любви, который чаще всего ничего из себя не представляет.

А этот сын бежавшего за границу олигарха раскованный такой, ничего не стесняется, обсуждает с представителем прокуратуры вопросы вожделения и любви, попутно затрагивая анатомию ангелов.

— Вы сказали, любовь подрывает творчество. Это касается любви к женщине? — уточнил Турецкий.

— В первую очередь, конечно, к женщине, — охотно согласился Артем. — Я вдоволь насмотрелся на эти союзы типа «творец и его муза»! Никто так не гробит художника, как любящая жена, с которой у него полное единение душ. Сначала единение душ, потом — «только я понимаю, что ты хочешь выразить», потом — «только я знаю, в каком стиле тебе работать», потом — «почему бы тебе не создать нечто более коммерческое, хотя бы для раскрутки», потом — «мы живем, как нищие», потом — «у нас дача маловата»… А заканчивается тем, что художник теряет себя как личность и до конца жизни будет работать на семью, на детей, на дачу — на кого и на что угодно, только не на искусство и не на себя. Как хотите, жена не может быть творческим идеалом.

— А любовь к мужчине? — дожимал Турецкий. Но Артем Жолдак оставался так же безмятежен.

— Мужчины, которые живут вместе, обычно не ссорятся из-за общего ведения хозяйства. Это определенный плюс. Но, с другой стороны, мужчины более ревнивы и повсюду видят измену. Идеально было бы вообще ни с кем и никогда! Как говорится, затянуть веревочкой. — Артем снисходительно улыбнулся, употребляя такое плебейское выражение, не принятое, видимо, в его кругу. — Но иногда приходится соприкасаться — ведь все мы живые люди, определенные потребности есть и у нас… Главное, ни с кем прочно не связываться. Как только чувствуешь, что привязываешься, надо сразу же расставаться. Правда, лично у меня бывало так, что расставания причиняли боль партнеру, а я ненавижу причинять людям боль. Идеально было, когда я надоедал партнеру первым и он бросал меня — в подобных случаях я только рад…

Врешь, голубчик! Ну невооруженным глазом видно же, что врешь. Строишь из себя небожителя, а сам… И к чему тут эта неизвестно с кем внешняя схожесть? Мысленно Турецкий раскинул веер фотографий всех фигурантов по делу об убийстве Великанова, сверяя их носы, глаза, подбородки и уши с аналогичными деталями внешности художника Жолдака. Не получалось ничего подходящего.

Попутно Турецкий отметил, что слова «идеал», «идеальный» повторяются в речи Артема так же часто, как в романе-дневнике убитого Великанова. Хотя само по себе это еще не могло служить доказательством их знакомства и тем более близких отношений… Впрочем, какие нужны доказательства? Пожалуй, всего лишь одно…

— Артем Богданович…

— Для вас — просто Артем.

— Хорошо. Артем, где вы прячете оружие?

Холодный отстраняющий жест, дрогнувший взгляд голубых глаз.

— Какое оружие?

— Кольт. И «макаров».

— Я отказываюсь вас понимать.

— Это не страшно. Сейчас поймете. У меня есть санкция на обыск.

— Пожалуйста. Ищите. Все, что найдете, будет ваше.

За тем, как специалисты профессионально обшаривают и обстукивают его драгоценную мастерскую, Артем наблюдал отстраненно. Так отстраненно, что Турецкий готов был усомниться в своей следовательской проницательности. Неужели убийца — не Артем? Но кто же тогда?

И тут вдруг Александр Борисович догадался, схожесть с кем смущала его подсознание все то время, что он общался с Артемом. Так трудная задача, к которой не удалось подобрать решения, отложенная и забытая, внезапно выплывает из недр памяти, неся с собой готовый ответ, заставляя удивиться: до чего же все оказалось просто! Нос с горбинкой, оттопыренная нижняя губа, выпуклый лоб… Да это же вылитая Ксения Великанова! Разный цвет волос, а в остальном они с художником Жолдаком похожи, точно брат и сестра, похожи до неприличия. Что же произошло? Как это случилось? Скорее всего, как это ни тупо звучит, объяснением служит излюбленное Жолдаком и Великановым слово — «идеал». Пластический хирург носил в душе некий образ идеальной внешности, он подгонял под него будущую жену, в которую сам же и влюбился — когда она стала достаточно похожа на этот образ. Но прошло некоторое время, и жена стала не нужна, потому что идеал явился ему в мужской плоти. Натуральный, а не вылепленный пластической хирургией…

Неправдоподобно? Невероятно? Но то ли еще в жизни случается!

— Александр Борисович, нашли!

Артем взвился с места. Его едва удержали — он рвался с силой, превосходящей его скромные физические возможности, чтобы отобрать, уничтожить кольт, находившийся, как выяснилось, внутри чугунной статуэтки, изображающей древнюю гречанку с факелом. Лицо у гречанки было хмурое и неприветливое. Статуэтка — полая, развинчивающаяся… Почему-то Турецкому вообразилось, что она должна изображать одну из эриний — свирепых летающих баб, орудий божественного возмездия. Но спрашивать, верна ли его догадка, было сейчас неуместно. Тем более что Слава Грязнов задал нужный и важный вопрос:

— Итак, вы, Артем Богданович, признаетесь, что убили Анатолия Великанова из этого пистолета?

В этих словах заключалась подковырка, которая должна заставить подследственного проколоться. Однако Артем признался просто и прямо, минуя всяческие ловушки. Он только побледнел чуть больше обычного, и губы у него задрожали, когда он ответил:

— Нет. Я на самом деле убил Анатолия Великанова, но не из этого пистолета. Тот «макаров»… орудие убийства, ведь у вас это так принято называть?.. Он на дне пруда.