Первым желанием мешикского воина было схватить здоровой рукой копье и пригвоздить обидчика к полу. Но он сдержался. Пусть лучше помучается, выдержит череду долгих, изнурительных боев. Сначала с самыми бесталанными, а потом, когда вымотается слегка, и с лучшими учениками его школы. Это будет смерть воина, которой он, безусловно, заслуживает больше, чем жертвенного камня. Но легкой она не будет.

Касик Инатекуатль здоровой рукой поманил к себе помощника.

В боковом проходе возник юноша-индеец. Под одобрительные крики перемахнул через забор и приземлился на арену, подняв облачко опилок. На талии тканевая повязка, удерживаемая тонким шнурком, плюмажа нет, но на лице маска из двух кожаных ремешков, крест-накрест пересекающихся на переносице. В руках что-то вроде бронзового стилета, острие блестит, но не заточено, затуплено. Таким можно ранить преизрядно, а чтоб убить, придется попотеть. Только что-то толстоват отрок для боя на ножичках-то.

Юноша расставил ноги пошире и согнул спину, выставив вперед руки. В деснице он держал нож, а шуйцу повернул ладонью к русичу, широко растопырив пальцы. Неопытный, отметил про себя Мирослав. Рукоять сжал, аж костяшки побелели, да и вставать так надо, если у противника нож, а не у тебя. На ладонь острие принять, если край. А ежели нож токмо у тебя, иначе держаться надо.

Мешик, не приближаясь, сделал несколько пробных выпадов, размахивая клинком, как крестьянин на покосе, ну чисто кабацкий забияка в подпитии. Школяры встретили его движения одобрительными выкриками. Зеленоперые на трибунах подались вперед.

Неужели это у них лучшие? Тогда порог в десять боев можно далеко-о-о-о отодвинуть.

Юноша с места бросился вперед, целя Мирославу в живот. Быстро, но не слишком. Воин посторонился, пропуская мимо себя затупленный кончик, а следом и тело мешика. Он мог бы позорно добавить ему ногой под откляченный зад, но не стал, неча раньше времени сноровку открывать.

Юноша остановился, ногой взрыв опилки, как рьяный бык копытом, развернулся и бросился в атаку снова. Мирослав повторил маневр. Прям какая-то коррида гишпанская выходит. Мешик затормозил раньше, чем можно было ждать, и отмахнул лезвием назад, метя по глазам. Мирослав едва успел пригнуться. Спружинив ногами, он распрямился, подшагнул вперед и вмял пудовый кулак прямо в открывшуюся челюсть. Голова юноши закинулась, он рухнул подрубленным дубом, подняв фонтан опилок. Несколько стражников спрыгнули на арену и, уперев Мирославу в грудь стеклянные наконечники копий, оттеснили его к бронзовым воротам. Двое склонились над поверженным, поколдовали, потом нехотя поднялись и, ухватив безжизненное тело за ноги, поволокли к забору. Приподняли кулем, закинули в амфитеатр и сами перепрыгнули следом. Трибуны проводили неудачника разочарованным вздохом. Стражники убрали копья и последовали за лекарями, на арене остался только один. Нет, не один. Откуда-то из-за спины появился другой юноша в такой же, как у предыдущего, повязке вокруг чресл и маске на лице. В руке он сжимал похожий на римский пилум дротик с аршинным наконечником. На острие гладкий металлический шар. Опять не для погибели живота оружие, а для тренировочного боя, но кости переломает запросто.

Мешик взял копье наперевес и стал медленно приближаться. Шел он не прямо, а по дуге, оставляя за спиной ограждение, о которое в случае атаки можно и опереться. Без сомнения, этот хоть и мельче, но опасней прошлого, да и старше на вид.

Русич опустил плечи, чуть выставил вперед руки и двинулся в противоположном направлении, внимательно следя за руками противника, не вздумает ли метнуть снаряд. Нет, метать не будет, определил Мирослав, заметив, что мешик с каждым шагом чуть отдаляется от стены и закручивает в его сторону боевую спираль. Эдак они должны сойтись на расстояние удара вон около того прохода. Ну дудки, по таким правилам он не игрок. Воин развернулся и кувыркнулся вперед, захватив по дороге горсть опилок. Мешик инстинктивно ткнул копьем в грудь русича, а тот, не поднимаясь в стойку, уклонился и выбросил содержимое кулака противнику в лицо. Если б это был камень или нож, мешик наверняка бы увернулся, а вот увидев пред лицом медленно рассыпающееся облако, потерялся. Секундного промедления хватило Мирославу, чтоб вскочить на ноги и схватить древко ниже наконечника. Он ждал, что мешик дернет копье на себя, но тот оказался хитрее. Бросив оружие, он заковал Мирослава в жесткие объятия, прижав руки к телу. Тот попробовал развести руки в стороны. Не получилось. Силен, черт. Тогда, откинувшись назад, стукнул лбом в лицо. Мешик успел отклонить голову, и удар пришелся не в нос, а в скулу.

Из глаз Мирослава сыпанули искры, но супостату досталось сильнее, он зашатался, поплыл. Хватка ослабла. С небольшого замаха русич воткнул кулак мешику под ребра. Тот захрипел и стал сползать на арену, цепляясь руками за хитон. Воин ухватился за узел на плече, чтоб не оголиться, переступил через все еще сцепленные, но вялые руки мешика и сам, не дожидаясь стражников с копьями, отошел в угол, потирая гудящий лоб.

Двое туземцев выскочили на арену, присели над ушибленным. Тот вяло шевельнулся, оттолкнул их руки и попытался встать сам. Приподнялся, но его повело и опрокинуло навзничь. Он перевернулся на живот и, мучительно долго подбирая под себя руки, снова попробовал подняться. И снова не удалось. Покачав головами, лекари подхватили его под мышки и потащили к забору. Донеся, бережно опустили на опилки. Один перелез и протянул руки, второй поднял. Вдвоем они осторожно перевалили его на ту сторону и последовали за ним сами.

Все на сегодня или еще какой прорухи ждать? В амфитеатре возникла сутолока. Несколько зеленоперых о чем-то тихо спорили у прохода, оживленно жестикулируя, они наседали на какого-то невысокого крепыша без головного убора, с подвижным, но невыразительным лицом, черты которого как бы расплывались в царившем наверху сумраке. Несколько стражников в доспехах опасливо отодвинулись. Наконец крепыш сдался и обреченно махнул рукой: мол, делайте что хотите. И тут у них, стало быть, разброд и шатание? Ясно, почему вся страна трещит, как спелый орех, найдись на него достаточно крепкий зуб.

Зеленоперый дошел до забора и, едва коснувшись его пальцами, впрыгнул на арену. Не останавливаясь и не сбавляя шага, он двинулся к Мирославу. Не напрягаясь, не поднимая рук. Воин сам чуть не попался на ту самую уловку, которой многократно учил молодых, — не расслабляйся, видя, что противник не собирается атаковать сразу. Не дай врагу занять позицию для того удара, который он хочет нанести. Двигайся, не стой.

Отпрыгнув в сторону, Мирослав разорвал дистанцию, с которой ему мог грозить опасный выпад. Мешик замер на секунду, удивленный тем, что его маневр разгадан, согнулся натянутым луком и, распрямившись, послал свое тело вперед.

Мирослав едва успел нырнуть, пропуская мимо головы кулак, и выставил ногу в противоход. Мешик зацепился, кувырнулся через плечо, вскочил на ноги и, как-то странно провернувшись внутри себя, наплевав на все законы тактики и баллистики, вновь ринулся в атаку. Бронзовый кулак мелькнул возле самой головы, выставленным пальцем метя в висок, но, скользнув по массивному запястью русича, исчез. Пятка с твердокаменными мозолями чиркнула по колену. Другой кулак взъерошил волосы у самого уха. Снова в колено. И в подреберье. И в скулу. И снова в колено.