Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я очень горжусь тобой, что ты задаешь тренд и заставляешь некоторых мам из нашей школы думать о чем-то еще, кроме того, сколько раз их дети должны пересдать выпускные экзамены. Хейтеры будут хейтить, а мы с Джо принимаем гордый вид, когда всплывает эта тема. Когда выйдет журнал со статьей, я куплю миллион копий и буду всем рассказывать, что знаю тебя. Конечно, если только там не будет описана твоя сексуальная жизнь. Тогда я умру со стыда.
С любовью,
Все, чем со мной делятся дети, всегда оставалось между нами, но сейчас меня так распирает от гордости за то, как Кори восприняла мамспрингу, что я спрашиваю у нее разрешения переслать ее письмо Талии. Она шлет мне эмодзи «ок», и уже через десять минут я получаю от подруги ответ.
Талия: У тебя растет классная дочь.
Эми: Сама знаю. Но поверь, дети не все такие.
Талия: Я уж точно такой не была. Каждый раз, когда я вижу детей подруг и задумываюсь, не родить ли мне, я напоминаю себе, какая у меня генетика: перепады настроения, вечные слезы, вечный бунт.
Эми: У Кори все это бывает тоже. Особенно больно смотреть, как сильно она старается понравиться друзьям по команде. Если тебе когда-нибудь понадобится эффективное противозачаточное, посмотри, как ребенок библиотекаря пытается стать королевой пчел в спортивной команде. А в остальном она очень классная.
Талия: Ты сама как себя чувствуешь среди всей этой шумихи?
Эми: А я ничего не слышу – редко вспоминаю о существовании Твиттера.
Талия: Сходи посмотри, пока я на связи. Вбей хэштег.
Эми: Ок. … Ого. Там очень много твитов.
Талия: Вы с Мэттом задели людей за живое.
Эми: Вижу. Столько людей хотят мамспрингу. Я в шоке.
Талия: Если хочешь настоящего шока, загугли мамспринга + порно.
Эми: Вряд ли я смогу это вынести.
Талия: Ты точно не сможешь это вынести.
Эми: Вырастут ли теперь продажи журнала? Мы же для этого все делаем? Это поможет тебе в переговорах с руководством?
Талия: Честно? Скорее всего, нет. Через два месяца, когда выйдет журнал, будут ли люди искать его на стендах? Будет ли вообще эта тема по-прежнему в тренде? Если нам это что-то и даст, то только отделу продажи онлайн-рекламы. Они продадут больше кликов.
Эми: Кликов. Эх.
Талия: Именно. Не бог весь что. Так что имей это в виду – все эти хэштеги, твиты, посты и критика – это просто клики. Они приходят и уходят.
Эми: Ты хочешь сказать, чтобы я продолжала игнорировать хэштег и наслаждалась реальной мамспрингой?
Талия: Именно так. Кстати, у тебя же сегодня свидание?
Эми: В ближайшие две недели у меня три свидания! Плюс дружеская встреча с красавцем-библиотекарем.
Талия: Ого. Ты крута! Виртуоз свиданий вслепую. Желаю хорошо провести время!
Эми: Спасибо! Так и сделаю! По крайней мере, пока получалось. Напишу тебе, как все пройдет.
Талия: Отлично. Кстати, как там твои брови?
Эми: Они все еще у меня на лице. Это удовлетворительный ответ?
Талия: Пусть Мэтт пришлет мне фотографию. Если они снова взялись за руки, я не премину тебе об этом сообщить.
Марио
Марио строен и высок. В жизни у него такой же взъерошенный вид, как на фото, и это очаровательно. Как только я вошла в бар и увидела его, мой мозг закричал: «Слишком юн!» Но сев с ним рядом за барной стойкой и углубившись в беседу, я чувствую, что и сама становлюсь моложе. «Так вот что Джон чувствовал с Марикой», – думаю я, когда Марио как бы случайно проводит рукой по моей ноге, и я начинаю трепетать. Мы говорим о музыке. После рождения детей музыка перестала быть важной частью моей жизни, но этого точно нельзя сказать про Марио. Для него она – доминанта. Он с ходу называет каждый трек, который звучит в баре. Я киваю, услышав понравившийся, и говорю: «Это что-то среднее между Talking Heads[71] и Pixies[72]». И оказывается, что это комментарий прямо в точку. Мы подвигаемся ближе и ближе друг к другу. Потом мы отправляемся ужинать, не переставая увлеченно беседовать. Благодаря пиву разговор идет все легче и легче. Марио весьма тщеславен, дерзок и совершенно не боится мира, но при этом отличается милым идеализмом и, очевидно, ищет настоящую любовь.
В конце вечера мы заказываем кальвадос – в честь его недавней поездки в Канны. К нему нам подают шарики мороженого с яблочным крем-фрешем в ракушках из меренги, которые идеально сочетаются друг с другом. Марио рассказывает мне о своей работе. Он химик и работает в некоммерческой организации. Чернила на его кандидатской диссертации еще не высохли, но он уверенно заявляет, что никогда не будет работать на Большую Фирму, что бы ни случилось. Я думаю о том, что в недалеком будущем он влюбится; окажется, что она беременна двойней, и он будет с большой радостью работать на дядю за шестизначную зарплату.
Но вполне вероятен и второй вариант, при котором он разработает принципиально новую систему очистки воды, получит патент и будет проводить отпуска в горах, которые начинаются с буквы К. В любом случае очевидно одно: Марио ищет настоящую подругу, а я в обозримом будущем не смогу ею стать. Он приглашает меня к себе домой, в ответ я его долго и страстно целую, говорю: «Спасибо, что пригласил» – и спешно уезжаю домой.
Рэндал
Рэндал ведет меня в «Амброзию» – ничем не примечательный винный бар в Мидтауне, словно созданный для того, чтобы в нем мужчины встречались с женщинами, убеждались, что они не нравятся друг другу, и возвращались на работу в свои юридические фирмы.
Как только мы садимся, он заказывает пять бокалов разных вин. Я нервно кашляю и предупреждаю, что мне нравятся любые вина стоимостью больше шести долларов за бутылку, поэтому в случае со мной дегустация может оказаться бессмысленной. Он продолжает рассказывать мне про каждое вино, и я удивляюсь тому, насколько разными могут быть пять вин, сделанные в один и тот же год из одного и того же сорта винограда. У меня ощущение, что я получила личный мастер-класс, и когда приносят счет, он берет его и объявляет, что все за счет фирмы. И только теперь он объясняет, что сам работает сомелье в другом винном баре, который, по его словам, «гораздо круче».
Когда урок заканчивается, я не знаю, что делать дальше. Рэндал поразил меня широтой своих знаний о винах, желанием поделиться ими и просто прекрасным внешним видом. При этом он не задал ни единого вопроса обо мне и вообще полностью монополизировал беседу. Если я ему и нравлюсь, то только из-за внешности, которая – даже учитывая преображение – не тянет на десять баллов по нью-йоркским меркам. Мне остается предположить, что я ему не понравилась.