И если это было так, то эти трое околпачили всех!

Я зажег сигару, идею надо было обдумать. Они дурачили нас только с одной целью, чтобы привести к тому драматическому моменту в курительной, когда они украли диадему госпожи Делмортон.

Я вспоминал все сначала. Они знали, что госпожа Делмортон будет на борту. Они знали ее привычки, и они разработали план. И затем парочка клоунов отвлекла на себя внимание, а девица выключила свет.

Один из них, Блэйк, вероятно, стащил диадему. Но… Что, черт возьми, он сделал с ней? Куда они спрятали злосчастную безделушку?!

И внезапно я понял! Обезьяна. Игра на обезьяну ыглядела бессмысленной, если они были членами той же самой банды, если целью игры не было ввести животное в каюту совершенно естественным способом.

Именно обезьяна украла диадему! И если бы свет погас на долю секунды позже, именно обезьяну изловили бы в качестве воровки.

Умно, чертовский умно. Конечно, я могу быть неправ: возможно, диадема на дне Индийского океана.

Но Берил Лэнгтон, которая теперь называет себя Луизой ван Дик, не могла полностью забыть Марка Джефферсона, который теперь называет себя Джоном П. Меллоном. И она действительно носит прекрасный алмазно-изумрудный браслет. И она действительно изобразила искреннее изумление, когда я попытался заговорить с ней. И она действительно пришла в замешательство, когда я спросил ее о Стэнтоне Блэйке и ее дяде в Шанхае.

Конечно, я предполагаю, что должен по справедливости предупредить полицию или старого магната.

Но я не буду. Он – неприятно выглядящий человек. А она была совершенно восхитительна на шлюпочной палубе той ночью. Кроме того, я могу быть неправ, но у меня есть идея, что она могла бы…

Черт побери! Я приехал сюда, чтобы пить минеральные воды.

Самым забавным во всем этом было то, что я не очень хорошо знал Джорджа Барстоу. Был бы он мне по-настоящему близким другом, это наше дело могло бы показаться более естественным. Но это было не так: он был просто клубным знакомым, с которым у меня были обычные клубные отношения. Иногда мы встречались в комнате для игры в бридж, иногда вместе пили после обеда бренди. И на этом все.

Очевидно, у него было свое дело, приносящее хорошие деньги. Что-то в Сити, но это было дело, не требовавшее от него каких-то особых трат времени. Его выходные начинались в пятницу и заканчивались во вторник, и, как я понял, его были почти готовы принять в число игроков в гольф, имеющих право участвовать в любительском чемпионате.

Внешне он был ярко, почти агрессивно выраженным англичанином. Чисто выбритый и румяный, он обычно сидел, расставив ноги, на коврике у камина, спиной к огню. Пожалуй, держа в руке виски с содовой или кружку пива. По сути, это был типичный мужчина, однако он отнюдь не был против удовольствий, которые можно получить от случайных ночных вечеринок. Но он понимал, что они должны быть только случайными.

Ему было, я полагаю, около тридцати семи, хотя это был один из тех мужчин, возраст которых трудно определить. Ему запросто могло быть и сорок с небольшим. Внешность Джорджа была скорее здоровой, чем привлекательной: его физическая сила была заметно выше среднего. И чтобы закончить это краткое описание, добавлю, что он вступил в армию в первые дни войны и в конце концов дослужился до командира батальона.

Я узнал его, когда он был в сотне ярдов от гостиницы, возле которой я сидел за столиком. Он шел в мою сторону по дороге, засунув руки в карманы и опустив голову. Но его можно было безошибочно узнать по походке.

– Великий Скотт! Барстоу! – воскликнул я, когда он поравнялся со мной. – Что привело вас сюда в это время года?

«Сюда» означало маленькую деревушку неподалеку от Инсбрука.

Он вздрогнул и поднял глаза, и я был потрясен, увидев, как изменилось его лицо. Он выглядел совершенно изможденным.

– Привет, Стаунтон, – сказал он угрюмо, а потом издал робкий смешок. – Полагаю, это небольшая часть моего проторенного пути.

– Давайте выпьем вот этого, – предложил я. – Я пробовал и похуже.

Джордж перешел через дорогу и подсел ко мне, а я стал украдкой наблюдать за ним. Что-то совершенно очевидно было не так – причем серьезно не так! – но учитывая шапочность нашего знакомства, он должен был первым заговорить об этом, если бы захотел.

– Вряд ли август и Австрия – это обычное сочетание для вас, – сказал я легкомысленным тоном. – Я думал, ваша привычная программа – это Шотландия.

– Привычные программы имеют обыкновение расстраиваться, – коротко ответил Барстоу. – Так-то вот.

Он поставил стакан на стол и достал кисет с табаком.

А потом вдруг взорвался:

– Лично я считаю, что это проклятая страна!

– Но тогда, – мягко продолжил я разговор, – есть ли какая-нибудь существенная причина, по которой вы должны здесь оставаться?

Джордж не ответил, и я заметил, что он, прищурившись, уставился на дорогу.

– Существенная причина, – сказал он, наконец, – скоро пройдет мимо этой гостиницы. Нет, не оглядывайтесь, – продолжил мой собеседник, когда я повернулся на стуле. – Вы прямо сейчас увидите все, что только можно увидеть.

Сзади послышались звон колокольчиков и шум какой-то быстро приближающейся конной повозки. А через несколько секунд к дверям подъехал почти по-средневековому великолепный экипаж. Я намеренно использую слово «экипаж», потому что это не было похоже ни на одну английскую повозку, какую я когда-либо видел, и я понятия не имею о том, как такие повозки правильно называются в этих местах.

На кучере был алый костюм, и все лошадиные сбруи тоже были ярко-красного цвета. Но после короткого взгляда на этот антураж мои глаза остановились на человеке, которого окружало все это алое великолепие. Пожалуй, мне редко приходилось видеть более высокомерное и неприятное лицо. Однако это было лицо аристократа. Тонкогубый, с чуть крючковатым носом, он был типичным представителем того класса людей, которые в былые времена во Франции скорее приказали бы своим слугам переехать крестьянина, чем задерживаться.

Этот человек ждал, не двигаясь, пока лакей, тоже в алом, не бросился к двери и не открыл ее. А затем он вышел и поднял руку, чтобы убрать с рукава воображаемую пылинку. На мгновение мне пришла в голову дикая мысль, что он снимается в кино. Все это казалось нереальным.

В следующее мгновение появился хозяин гостиницы, согнувшийся почти вдвое, и мое изумление возросло еще больше, так что я даже забыл слова Барстоу о существенной причине моего пристального интереса. Аристократ медленно подошел к столу – хозяин отступил перед ним – и сел. В то же время лакей, копавшийся под одним из сидений кареты, подошел к его столику и положил перед ним кожаный футляр. Он открыл этот футляр, и я невольно вздрогнул. Внутри лежали два револьвера.