В данной главе мы разберем, почему воодушевление, охватывающее нас после окончания первого варианта рукописи, обманчиво; обсудим, почему так важна беспристрастная критика; взвесим за и против литературных сообществ; посмотрим, в чем польза профессиональных литературных консультантов; и, наконец, поучимся становиться непрошибаемыми, когда бессердечные незнакомцы безжалостно истязают смысл вашего существования (критикуют вашу работу).

Вы закончили свой первый набросок. Вы преисполнены ликования. Вы не можете поверить, что сделали это. Вы тысячу раз собирались бросить, но все-таки не бросили. Вы упорно продирались вперед, начав с пугающе чистых листов бумаги и закончив самым прекрасным словом, которое есть в словарном запасе писателя: «Конец». И вы делаете именно то, что и должны, – идете и празднуете.

На следующее утро, когда вы греетесь в лучах этого поистине потрясающего достижения, вам в голову приходит мысль, что было бы неплохо перечитать рукопись, прежде чем показывать ее литературным агентам, – просто на случай, если там есть опечатки. Но после пары страниц вы сталкиваетесь с загадкой века: как сцены, которые казались такими безумно напряженными, когда вы их писали, такими невероятно увлекательными и по-настоящему глубокими, неожиданно стали плоскими и банальными? Неужели кто-то залез в ваш компьютер, когда вы спали?

Пока вы не нажали на клавишу «Del» и не решили вместо литературы заняться танцами, вы должны узнать, что подобное происходит со всеми. Очень важно (не говоря уже о том, что это успокаивает) помнить, что написание истории – это процесс. Редко случается, что удается все неровности убрать с первого раза, так что не будьте к себе слишком строги. Это не вы виноваты, виновата ваша животная половина. Любой добившийся успеха писатель переписывал свое творение. По моему опыту, талант вторичен, успешных писателей отличает упорство и искреннее желание фанатично выискивать неудачные моменты и исправлять их.

Не верите? А как насчет Джона Ирвинга, который говорит: «У меня полжизни уходит на проверку»{173}. Или Дороти Паркер, которая сказала: «Из пяти написанных слов я исправляю семь»{174}.

А Каролайн Ливитт, автор романа «Девушки в беде», переписывала свой девятый роман несколько раз, прежде чем показать его агенту, а потом еще четыре раза сообразно его замечаниям. Книга была продана моментально. И тогда она написала еще четыре варианта, на этот раз для редактора.

Молодой автор Джон Риттер утверждает, что каждый роман перед публикацией переписывает по 15 раз. Как сообщает руководитель сценарного факультета Калифорнийского университета Лос-Анджелеса Ричард Уолтер, его бывший студент и весьма известный сценарист Дэвид Кепп с удовольствием переписывает сценарий для киностудии по 17 раз, отчего немного «слетел с катушек».

Суммируя сказанное этими авторами, обратимся к Эрнесту Хемингуэю, заметившему как-то с присущей ему резкостью и красноречием: «Все первые наброски – дерьмо». Но это не снимает с вас ответственности. Это не дает вам права на сплошное необузданное самовыражение и не разрешает с первых же строк работать спустя рукава, думая, что это все как бы «не считается». Очень даже считается, ведь это сырой материал, над которым вы будете работать и от которого сможете отталкиваться, его вам предстоит переделывать, сокращать и анализировать, а потом с любовью отшлифовывать. Первый набросок тоже считается, несмотря на то что обычно он выходит откровенно скверным. Но помните: между «изо всех сил стараться» (что и нужно делать) и «пытаться с первого раза написать идеальную историю» (что невозможно, вы только разочаруетесь в себе) большая разница. Наша цель не писать красиво; наша цель – как можно ближе подобраться к пониманию того, как будет выглядеть история, которую вы пытаетесь рассказать.

Так что первый у вас набросок или пятнадцатый – расслабьтесь. Вместо того чтобы ждать, когда же получится «то самое», просто попытайтесь сделать историю чуть лучше, чем в предыдущем варианте. В конце концов, истории состоят из множества уровней, и все, что происходит, влияет на все остальное, и притом на всех уровнях. А значит, когда вы исправляете что-то одно, скорее всего, вам придется исправить кое-что в другом месте, а это заставит вас взяться за что-то третье и т. д. Суть в том, что невозможно исправить все неровности, переписав историю только один раз, так зачем сводить себя с ума?

Тем не менее у писателей есть одно достоинство, когда речь идет о том, чтобы уследить, кто что делает, для кого и почему. Может, это не сверхспособность, но способность очень полезная, особенно когда вы начинаете переписывать. Позвольте, я объясню.

Недавно психолог-эволюционист Робин Данбар занялся вопросом, над которым мы бьемся с самого начала: если мы способны оценить хорошую историю, почему так мало хороших писателей? Его исследование показывает, что один из ключевых факторов в данном вопросе – так называемая «интенциональность» – способность уследить за мыслью другого человека. При крайней необходимости большинство людей могут проследить одновременно за пятью состояниями ума. Данбар утверждает: «Когда читатели, например, размышляют над шекспировским Отелло, им приходится иметь дело с четырехуровневой системой намерений: Я (читатель) думаю, что Яго считает, что Отелло полагает, что Дездемона хочет [жить с кем-то другим]. На сцене во время самых важных событий Шекспир выводит четыре действующих лица, и это предел, с которым может справиться большинство из нас»{175}.

Что же отличает хороших писателей? Мы можем удерживать в уме и то, что знаем мы, и то, во что верят наши герои, и одновременно следить за тем, в чем убежден наш читатель, – иногда все это доходит до шестого или даже седьмого уровня. Похоже на компьютерную игру, не так ли?

Поэтому, особенно во время переписывания, когда вы глубже копаетесь в истории, полезно следить за тем, как думает каждый из ваших персонажей.

Как автор вы видите картину в целом. Вы знаете, что происходит на самом деле. Вы знаете, где зарыты сокровища и когда герой потерпит неудачу, как бы усердно он их ни искал. Вы знаете, кто солгал герою, а кто сказал правду. Вы знаете, что является истиной, а что нет.

В то же время ваши герои понятия не имеют, что в действительности происходит, а значит, будут совершать поступки, сообразуясь со своим собственным миром.

Как писатели мы иногда упускаем это из виду. Поскольку мы знаем правду и видим будущее, мы иногда забываем, что наши герои ничего этого знать не могут. И это неудивительно, учитывая, что порой нам приходится одновременно следить за четырьмя или пятью мирами.