Сообщаю тебе, что вчера вечером, 3 декабря, в 4 часа, Франческо, называемый Урбино, почил навеки, к моему большому горю. Я так любил его, что мне легче было бы умереть с ним вместе. И он заслужил эту любовь: это был человек больших достоинств, верный и прямой. У меня такое чувство, что я остался без жизни и не могу найти себе покоя»[384].

Примечательно, что о смерти последнего из своих братьев Микеланджело переживал меньше, чем о смерти слуги, что, вероятно, было связано с конфликтами в семье Буонарроти. Его отношения с племянником Леонардо тоже оставляли желать лучшего. Например, летом 1544 г., в период тяжелой болезни, Микеланджело направил ему письмо следующего содержания: «Я был болен. И ты пришел к серу Джованфранческо [Фаттуччи], чтобы справиться о моей смерти и увидеть, не оставлю ли я тебе что-нибудь. Разве тебе мало того, что я имею во Флоренции? Ты не можешь отрицать, что похож на своего отца, который во Флоренции прогнал меня из моего собственного дома. Знай, что я составил завещание так, что о том, что я имею в Риме, ты можешь больше не думать. Но иди с Богом и не приходи ко мне, и не пиши мне больше, и поступай так, как священник»[385]. Через несколько месяцев он сменил гнев на милость и выделил племяннику, а также своим братьям Джовансимоне и Джисмондо, по 1000 дукатов с обязательством положить их в банк или инвестировать в какое-нибудь дело, но Леонардо не сумел быстро найти применения этим деньгам, чем снова вызвал гнев Микеланджело.

Обеспечивая средствами братьев и отца, Микеланджело рано превратился в арбитра в отношениях между ними, как это случилось в 1509 г., когда Джовансимоне поссорился с Лодовико. По этому поводу Микеланджело писал отцу: «Лет десять я не получал таких скверных известий, как в тот вечер, когда читал ваше письмо. Я думал, что уладил ваши дела, так что вы сможете с моей помощью начать хорошее дело, и что все они приложат старания и будут учиться, чтобы потом, когда настанет время, применить на деле свои знания. Теперь же я вижу, что они делают как раз обратное, особенно Джовансимоне, и я заметил, что добром им помочь нельзя. ‹…› Я уже думал, не взять ли у него деньги, вложенные им в дело, и отдать их Джисмондо и Буонаррото, затем сдать дома и имение и на вырученные деньги и на то, что я вам еще дам, вы могли бы поселиться в каком-нибудь месте, где вам будет хорошо, и держать кого-нибудь, кто бы вам мог прислуживать, будь то во Флоренции или вне ее; того же негодяя оставьте у сохи».

Еще более эмоционально Микеланджело высказался в письме Джовансимоне: «Говорят, что, делая добро хорошим людям, тем самым делаешь их лучше, дурных же еще хуже. Я пробовал, вот уже несколько лет, добрыми словами и делами вернуть тебя на хорошую дорогу и восстановить мир между тобой и твоим отцом и всеми нами, но с каждым разом ты становишься все хуже и хуже. Я не говорю, что ты негодяй, но таков, как ты есть, ты не нравишься ни мне, ни другим. Я мог бы прочитать тебе длинную лекцию на счет этого, но все это было бы повторением того, о чем я говорил тебе. Буду краток и скажу тебе только одно, что у тебя все дела в беспорядке. Я плачу твои расходы, даю тебе деньги на дорогу домой; все это я делаю, как делал раньше, думая, что ты мой брат, как другие. Теперь же я убедился в том, что ты не брат мне; если бы ты им был, ты не смел бы угрожать отцу. После этого ты животное, и как с животным я буду с тобой обращаться. Знай, что тот, кто угрожает своему отцу или бьет его, должен будет искупить это своей жизнью. Но довольно об этом. Я говорю, что у тебя все дела в беспорядке, но так как знаю только часть твоих поступков, принужден буду на почтовых отправиться туда, чтобы показать тебе, в каком заблуждении ты находишься, и научить тебя, как портить свое добро и бросать в огонь вещи, которых ты не заработал. Когда я приеду и открою тебе глаза, ты будешь плакать горячими слезами и поймешь, на чем основана твоя гордость.

Хочу тебе еще раз сказать, что, если ты захочешь сделать добро твоему отцу и выказать ему любовь и уважение, я помогу тебе, как и другим братьям, и дам возможность через короткое время открыть хорошую лавку. Если же ты этого не сделаешь, то я приеду туда и устрою так, что ты поймешь лучше, чем когда-либо, кто ты, собственно, такой, что ты имеешь на земле и будешь иметь на всех своих путях. Довольно. Когда мне хватает слов, я их пополняю действием»[386].

Судя по письму, которое 1 октября 1509 г. Микеланджело написал Буонаррото, угрозы подействовали на Джовансимоне. Однако братья не прекратили досаждать Микеланджело, как это видно из его письма отцу от 1 сентября 1510 г.: «Скажите Джисмондо от моего имени, что он не должен рассчитывать на меня, не потому что я не люблю его как брата, а потому что я не могу ему ничем помочь. Я привык любить себя больше других, а теперь даже себе должен отказывать в самом необходимом. У меня нет никаких друзей, и я не хочу их иметь, мне не хватает времени даже на еду. Итак, не доставляйте мне еще хлопот, я больше не вынесу»[387].

Видимо, в сложных отношениях с братьями скрывалась причина того, что Микеланджело не помышлял обзаводиться семьей, судя по одному из рассказов Вазари: «Один священник, его приятель, сказал ему как-то: “Как жаль, что вы не женились: было бы у вас много детей и вы бы им оставили столько почтенных трудов”. Микеланджело на это ответил: “Жен у меня и так слишком много: это и есть то искусство, которое постоянно меня изводит, а моими детьми будут те произведения, которые останутся после меня; если же они ничего не стоят, все же они сколько-нибудь да проживут, и плохо было бы Лоренцо ди Бартолуччо Гиберти, если бы он не сделал дверей [баптистерия] Сан Джованни, потому что его сыновья и внуки распродали и разбазарили все, что после него осталось, двери же все равно еще стоят”»[388].

Вазари писал, что «хотя был он человеком богатым, жил