второму сразу в челюсть? Хотя нет. Опасно. Сразу с двумя такое не прокатит, эти не лыком шиты. Одного еще можно успеть вырубить, а второй пальнет с испугу. Нельзя рисковать, буду притворяться добреньким.

Но тут в разговор неожиданно влез Погодин. Он достал удостоверение и широким жестом махнул корками. Твою ж мать! Как не вовремя! Хорошо еще, что я Антоху с Трошкиным в город отправить успел… Уцелеют — а может, и про дым расскажут поисковикам.

— Милиция! Убрать ружья! Инспектор уголовного розыска старший лейтенант Погодин! Я задам вам несколько…

Но его не дослушали. С криком “атас, менты!” двое снова вскинули стволы, а кирзомордый оскалился и схватился за топор, выудив его со дна лодки.

Петрович среагировал быстро. Сдернул с плеча ружье так, что я и глазом не успел моргнуть. Наставил его на отморозков и крикнул:

— А ну, не дурите! А то пальну!

— Стреляй, дед! — главарь, поигрывая топором, шел прямо на него, лыбился щербинами зубов. — Только потом мои ребята всех положат. У тебя один патрон, один выстрел, а у них двустволки. Сечешь?

Те двое держали нас с Погодиным на мушке. Расклад явно не в нашу пользу. Черт! Рано Погодин влез, ребятки явно с законом не в ладах. Судя по татуировкам — из сидевших. Плюс динамит у них незаконный, а это уголовка.

Браконьер подошел вплотную к фронтовику и, схватившись за ствол его ружья, приставил дуло к своему лбу:

— Ну что дед, стреляй… Не тяни.

— Повезло тебе, выродок, — процедил Петрович, опуская ружье, — что не ППШ у меня. Я таких, как ты на фронте голыми руками…

Главарь выдернул у Петровича из рук ружье и плюнул ему под ноги:

— Прошло твое время, дед…

Потом он повернулся к своим:

— Свяжите их, мужики!

— Седой, — обратился к нему браконьер с мордой широкой, как чугунок. — Что делать с ними будем? Отпускать их никак нельзя. У нас же УДО. Загремим по полной…

— Без тебя, дебил, знаю! И не пали мою кликуху. Теперь точно пришить их придется. Ты будешь виноват в их смерти.

— А я что? Я не против… — оскалился мордатый.

Глава 25

Мы сидели и “загорали” на песочке со связанными за спиной руками. Отморозки спешно грузили рыбу, иногда косились на нас, о чем-то перешептываясь.

— Федя, — тихо проговорил я. — Как же ты не вовремя вылез…

— Я думал, они увидят, что я из милиции, и сразу сдадутся…

— Были бы мы в городе, так бы и произошло, но в глухом лесу свои законы.

— Как думаете? — в голосе Феди сквозила тревога. — Что они с нами сделают?

— А, хрен знает, что у них на уме, — ответил Петрович. — Недобро они на нас косятся. Явно пакость задумали, ироды.

— Они нас убьют?

— Скорее всего, — спокойно ответил фронтовик. — Прикопают в леске, и никто нас не найдет.

Погодин аж ойкнул, а я шикнул на Петровича:

— Ты что, старый балабол, жути нагоняешь. Федя и так трясется, ты еще со своими прогнозами лезешь!

— Это я вам свои соображения честно высказываю, чтобы мозгами прикинули, как выбираться нам. Веревки на руках пеньковые, их перетереть об камушек можно с острым краем. Шукайте, парни, в песке камешки подходящие.

Я немного поерзал по песку прямо сидя (ноги нам тоже связали), пошарил руками за спиной, но под пальцы попадались лишь каменюки с гладкими боками, обточенные за много лет водой и осадками.

— Нету таких камней! — Федя чуть не плакал. — Нужен другой план.

— Давай спиной ко мне, — предложил Петрович. — Только потихоньку. Попробуй растянуть мои узлы, а я твои подергаю. Только тихо, не мельтеши сильно, чтобы черти не увидели.

Погодин перекатился и оказался возле Петровича. Они прижались спинами, но браконьеры их поползновения сразу, конечно, засекли.

Бах! — прогремел выстрел, и картечь взрыхлила песок недалеко от нас. Федя аж подпрыгнул на месте и втянул голову в плечи. Петрович тихо ругнулся и отодвинулся от Погодина.

— Эй! Ментяра! — заорал главарь. — А ну отполз от деда. Пока я тебе башку не прострелил!

Погодин откатился подальше. В его глазах застыл ужас. Казалось, он вот-вот расплачется.

— Что делать будем, Андрюша? — спокойно спросил фронтовик. — Есть мысли?

— А что тут сделаешь, остается только ждать и надеяться, что не пришьют нас, а просто бросят на берегу связанными, — пожал я плечами.

— А если надежды не оправдаются?

— Все может быть… Статья им тяжкая светит. Нападение на сотрудника при исполнении, плюс повязали гражданских, незаконно свободы лишили. К тому же вооруженные и группой лиц, как говорится, по предварительному сговору. Тут вообще под расстрел попасть можно.

— Значит, терять им нечего, — вздохнул Петрович. — Пойдут до последнего…

— Получается, что так.

— Я-то пожил, мне вас, дураков молодых, жалко…

— Да не каркай, Петрович, раньше времени не хорони нас. Хотели бы убить, сразу бы пришили.

— И то верно, — оживился Петрович. — Посмотрим, что дальше будет…

Тем временем браконьеры закончили собирать хабар. Загрузили бочку с рыбой в лодку. Туда же поскидали пожитки: котелок, палатку, вещмешки, огромные ножи для рыбы, мешки с солью и прочую дребедень.

Седой взял двустволку и, поигрывая ею, вразвалочку подошел к нам. Остановился, презрительно прищурился, навел на дрожащего Погодина стволы:

— Ну что, граждане, прощеваться будем с вами! Кончину обещаю быструю и мертвую.

— Тебе это с рук не сойдет! — Погодин набрался смелости и попытался плеснуть в голос твердости. — Нас будут искать! Лучше отпусти, пока не поздно!

— Так кто ж вас в речке-то найдет? Уфимка мутная и глубокая. Омутов столько с налимами, они мертвечину вмиг сожрут.

Браконьер повернулся к нам с Петровичем и неожиданно предложил:

— Кто мента пристрелит, того отпущу, — он снял с плеча однозарядку фронтовика.

Старик презрительно плюнул в сторону Седого и прошипел какое-то проклятие, а у меня появился план:

— Точно отпустишь?

— Зуб даю, — оскалился Седой.

Судя по его щербинам во рту, не самое удачная гарантия. Федя удивленно на меня уставился. Но я умудрился незаметно ему подмигнуть, мол, не ссы, так надо. Петрович, тоже понял, что неспроста я повелся на такую дичь, и яро делал вид, что осуждает меня.