– Господин премьер-майор! – в открывшуюся дверь выглянул молоденький подпоручик. – Пожалуйте в залу вместе со всеми своими людьми. Комиссия ждет вас.

За большим столом, покрытым красным сукном, сидели пять человек.

«Генерал-поручик Гудович Иван Васильевич, командир Елисаветградской дивизии, суровый дядька, принципиальный и весьма въедливый, – думал Алексей, застыв со своими егерями по стойке смирно. – Генерал-майор Ганнибал Иван Абрамович, этот тоже, конечно, не добряк, но он хотя бы за двоих картографов свое слово должен замолвить. Ага, а эти два полковника из штаба дивизии. Их личности совсем не знакомые, и они, скорее всего, будут петь в одну дуду со своим генералом. Ну и, собственно, «наш человек», подполковник Баранов Сергей Николаевич. Непростой, конечно же, дядька, но будем надеяться, что нас он поддержит и что вес тут имеет.

– Господин премьер-майор, представьте, пожалуйста, своего первого кандидата, – пробасил генерал Гудович.

– Подпрапорщик Осокин Тимофей Захарович, помощник командира второй полуроты, – Алексей представил шагнувшего вперед егеря. – Родом из крепостных крестьян Смоленской губернии. По рекрутскому набору 1768 года попал в Апшеронский пехотный полк, где, как умелый стрелок, вышел в застрельщики. Затем был переведен в особую команду егерей при главном квартирмейстерстве Первой Дунайской армии, расширенной впоследствии до отдельной усиленной роты. Принимал участие в битвах при Хотине, Рябой могиле и Кагуле. Отличился в осаде и штурме крепостей Бендеры и Журжи. Участвовал в поисках и сражениях под Гуробалами и Туртукаем, в прорыве через Перекоп и в овладении Крымом. Храбро сражался при осаде Силистрии и в битве при Кучук-Кайнарджи, Козлуджи…

– Достаточно! – поднял руку генерал-поручик. – У нас у всех перед глазами и так имеется описание подвигов твоих молодцов, майор. Из него я вижу, что он три раза был ранен, что на капральстве и в унтер-офицерах умело солдатами командовал. Медали, вон, на мундире блестят. А как он сам-то, грамотен ли, сообразителен?

– Так точно, ваше превосходительство, – уверенно кивнул Алексей. – Он один из самых сообразительных унтер-офицеров, когда-либо вообще мною виденных.

– Ну-ну, сейчас проверим, – усмехнулся генерал. – Soldat, parlez-vous franзais? (– Солдат, ты говоришь на французском? – франц.)

– Oui, Votre Excellence. Mais malheureusement, ma langue est encore trиs imparfaite et j'ai besoin de la travailler (– Да, ваше превосходительство. Но, к сожалению, мой язык еще очень несовершенен, и мне нужно над этим работать. – франц.), – с легким прононсом произнес в ответ егерь.

– Та-ак, – прищурился Гудович. – Похоже, что тут быстро мы от вас уже не сможем отделаться.

Через три часа Алексей вывел всю свою пятерку из здания.

– Ну что, Леонид, Данила, Тимофей, поздравляю вас с успешной сдачей экзаменов на свой первый офицерский чин. Теперь вам остается только лишь дождаться высочайшего утверждения решения комиссии самой матушкой императрицей, ну и, собственно, самого патента. А вам, Григорий и Андрей, советую не вешать нос! Главное – это то, что вы уже знаете, как и что тут спрашивают. Так что готовьтесь. Через три года вы имеете полное право на повторную подачу прошения для сдачи экзаменов. Со второго раза у вас уж точно получится. Это я вам совершенно уверенно говорю!

– Сергей, разрешение на проезд к месту проведения отпуска получено. Можете собираться с Милицей и выезжать, – порадовал Гусева командир роты. – Сейчас у нас на дворе конец ноября, вы как раз по самому первому крепкому морозцу до Киева на перекладных доскачите, а там уже дальше по большому тракту санями. Обратно на Буге вам быть к августу месяцу. Береги жену, друг, чтобы она не простудилась. Для сербов ведь в новинку наши русские сугробы и морозы. Зато как ей все там интересным будет!

– Сберегу, – улыбнулся Сергей. – Ничего, они у нас тут, на Буге, тоже уже хорошо закалились! Наши жены – офицерские, егерские, они, по-моему, вообще ничего не боятся.

– Это точно, – улыбнулся Лешка. – Ну, давай, друг, в добрый путь! – и обнял капитан-поручика.

Следующий 1781 год был таким же спокойным, как и предыдущий. В семье все было хорошо и ладно, дети росли и радовали. Хату в это лето пришлось расширить большой пристройкой, и в третьей комнате поселилась мама Катарины. Теща, как человек умный и деликатный, была всегда на стороне зятя, хотя принципиальных разногласий между супругами никаких не было. Нервничать по этому поводу не приходилось. Лешка был весь в службе, и детвора буквально «висела» на бабушке.

Из поместья «хитрым путем» раз в полугодие приходили письма с подробными докладами о хозяйстве. Крахмал из картофеля оказался востребован и стал очередным источником дохода. С 1781 года все займы на строительство в Егорьевском были погашены и начал образовываться чистый доход. Встал вопрос, куда и во что вкладываться дальше, и теперь Алексей вынашивал в голове самые разные планы. Все сходилось к тому, что нужно было его личное присутствие на месте, для того чтобы определиться, куда дальше двигаться со всем своим обширным хозяйством. Но для этого ему нужен был большой отпуск.

«Пока не время», – пришел короткий ответ на последний его запрос своему начальству.

– Странно, вроде бы все пока спокойно, – ломал голову Алексей. – Но Генрих Фридрихович был не из тех людей, кто говорил по-пустому. Значит, нужно было ждать каких-то особых событий и здесь, на этих южных границах империи, в Новороссии.

И действительно, осенью 1781 года до станицы Николаевской докатились тревожные вести из Крыма. Старший брат крымского хана, Бахатыр Герай, приверженец старинных обычаев, правивший на Тамани, начал наводить смуту, призывая народ к свержению Шахин Герая. Его публично поддержал крымский муфтий, призвавший все население не подчиняться «хану-отступнику». Правитель жестоко расправился с оппозицией – муфтий и еще двое мурз были повешены, а несколько знатных людей прилюдно забили камнями на площади. Но это только лишь ожесточило людей и вызвало всеобщее недовольство. Близкий родственник Шахин Герая – Халим Герай, поддержанный местной знатью и духовенством, поднял восстание, и практически все войско хана пошло вслед за мятежниками. В Крыму опять становилось жарко.

«Привести все войска на сопредельных с Крымом территориях империи в полную боевую готовность!» – поступил приказ из Санкт-Петербурга.

Летом 1782 года отдельная особая рота егерей была переброшена к Перекопу. Сюда же от Елисаветграда и Херсона вскоре подошли четыре пехотных, два кавалерийских полка и отдельный егерский батальон. В сентябре с новыми подкреплениями сюда прибыл и генерал-поручик, граф Антон Богданович де Бельмен. На Кубань для усмирения ногаев выходил корпус под командованием Суворова.

В это время сам Крым и вся прилегающая к нему территория ханства уже были охвачены восстанием. Шахин Герай бежал из своей столицы, как это уже не раз с ним было, под защиту русских войск. Не успевшие скрыться, его чиновники и все приверженцы из свиты были перебиты. Новым правителем Крыма мурзы избрали Бахадыра II Герая. Он назначил калгой (вторым человеком в ханстве) своего брата Арслана Герая, после чего обратился в Санкт-Петербург и Стамбул с просьбой о своем признании. Но Екатерина II ответила ему твердым отказом и приказала двинуть войска на полуостров. Только теперь, по прошествии более чем десяти лет после первого военного захвата Крыма и череды восстаний, императрица решила, что наконец созрели все условия для полного его присоединения к России.