Но главное – он наконец решил задачу, как остаться неузнанным при общении со своими подчиненными. Из разумной предосторожности Истома решил, что они должны были знать только его голос, который он, по своему скоморошьему обыкновению, решил изменить при помощи хитрого приспособления. Юный боярин, наученный горьким опытом, не верил никому и ничему, ведь никто не даст полной гарантии, что среди гридей его маленького отряда и лазутчиков не найдется какая-нибудь продажная шкура. Взять того же Упадыша – проныру и хитреца, каких свет не видывал, – одного из лучших его осведомителей. За денгу Упадыш мать родную продаст (впрочем, у него не было семьи).

У одного из лучших мастеров-оружейников Великого Новгорода юный боярин заказал себе боевую личину. Они была редкостью даже у опытных, бывалых гридей из-за своей дороговизны и неудобств в ношении. Воины считали, что им вполне достаточно одного шелома. Конечно, боевая личина, полностью закрывавшая лицо, защищала от не очень сильных ударов, к тому же оказывала психологическое воздействие на врага, однако ее существенным недостатком было ограничение обзора и затруднение дыхания, что очень важно в большом сражении, которое могло длиться с утра и до вечера.

Но для Истомы этот недостаток не играл никакой роли. Он не собирался сражаться в боевой личине; юный боярин вообще не намеревался воевать против кого-либо, так как считал, что для него это дело гиблое, ведь он был слабо обучен воинскому делу. Личина нужна была ему в качестве маски, скрывающей его внешность.

Процесс изготовления личины занял две недели. Сначала мастер снял глиняный слепок с лица юного боярина, чтобы точно подогнать маску, которая не должна была натирать мозоли и вообще мешать любым движениям. Затем оружейник прокалил глиняный слепок до каменной твердости и залил в него металл. А после начал выколачивать по отливке деревянным молотком внешний образ из тонкой железной пластины.

Когда выколотка была закончена, мастер обрезал личину в размер, приспособил к ней широкий кожаный ремешок, чтобы она держалась на голове, а затем отполировал ее до зеркального блеска и позолотил прочеканенные брови и длинные усы, которые у Истомы еще не выросли. В общем, боевая личина получилась совсем не страшная, даже приятная с виду, но юный боярин как раз такую и хотел. Ведь ему нужно было, будучи под маской, не пугать ею собеседника, а совсем наоборот – вызывать у него доверие вперемешку с удивлением и чинопочитанием. А еще мастер вмонтировал в разверстый железный рот личины деревянную трубочку, благодаря которой голос Истомы приобрел басовитый оттенок. Мало того, он вообще мог звучно рычать – как медведь. Скоморошьи ухватки здорово ему пригодились…

Упадыш прибежал на место встречи, тяжело дыша, как загнанное животное.

– Боярин, есть большая новость! – выпалил он, пытаясь заглянуть в тень, где таился Истома.

Они встретились, как обычно, вечером, когда начало темнеть, но еще не настолько, чтобы нельзя было рассмотреть собеседника. Места встреч Истома предусмотрительно менял – чтобы не примелькаться. Вдруг найдется среди новгородцев сообразительный человек, обладающий хорошо развитым воображением, который заподозрит неладное и сделает верный вывод на основании своих наблюдений. От греха нужно держаться подальше.

В данный момент встреча происходила в Гончарском конце, возле одной из мастерских. Гончар уже оставил свою работу и навесил замок на дверь, поэтому темный, закрытой с трех сторон зев небольшой площадки в виде буквы «П» перед мастерской, куда обычно подъезжали повозки, чтобы забрать товар, – горшки, кринки, подойники, горлачи, миски, латки, подвесные рукомойники, разнообразные сосуды, кувшины – был идеальным местом для тайных свиданий с осведомителем. Но даже в темноте Истома осторожничал и надел личину.

Истома не верил Упадышу ни на полушку. Осведомитель был из житьих людей, но благодаря своему авантюрному характеру наделал много долгов, и все, что нажили его родители и он сам, пошло с молотка. Семьи у него не было, а хижина-полуземлянка, в которой он ютился, напоминала собачью конуру. Упадыш был чрезвычайно жаден до денег, чем и воспользовался Ивашко Бороздин, завербовав его в качестве московского лазутчика.

Надо отдать должное бывшему атаману ватаги скоморохов – он хорошо разбирался в людях. Несмотря на недостатки характера (Упадыш почти все деньги, полученные от своих «трудов», пропивал в корчме), осведомитель обладал удивительной пронырливостью и сообразительностью. К тому же от прежней жизни у него остались кое-какие связи, и Упадыш пользовался ими без зазрения совести.

– Боярин, у меня сведения наиважнейшие! – Упадыш был сильно возбужден, и причину этого состояния Истома сразу же определил – осведомитель был на хорошем подпитии.

Судя по всему, деньги, которые он получил от Истомы неделю назад, уже закончились, и Упадыш срочно раздобыл какую-то важную новость, чтобы материально подкрепить свое положение, надеясь на то, что боярин за эти сведения немало отсыплет от своих щедрот.

– Говори, – коротко пробасил через трубку Истома.

Упадыш поступил под его руководство по указанию Алексея Дмитриевича, который, не мудрствуя лукаво, представил ему Истому как боярина; видимо, для большего авторитета. При этом он точно так же сказал и остальным людям, которыми стал командовать Истома. Юный боярин только одно не мог взять в толк: неужели в Новгороде не нашлось более солидного человека, старше, чем Истома, который мог бы руководить лазутчиками великого князя Московского? Похоже, Упырь Лихой (так Истома продолжал мысленно звать бывшего скомороха), который был первым помощником Алексея Дмитриевича, почему-то выделил его из общей массы, а вот по какой причине, это была загадка.

– Новгород шлет гонца в Псков! – выпалил Упадыш.

– И што? В чем тут секрет? Дело обычное… Почти каждый день гонцы мотаются туда-сюда – то немецкие гости своих кнехтов[113] шлют, то наши купцы гонят приказчиков в Псков, дабы сговориться о закупке большой партии товара.

– Э-э, не скажи! Гонец-то непростой, а с грамоткой от степенного посадника.

– Ну-ка, ну-ка… Это интересно…

– Еще как интересно!

– И што в этой грамотке? Поди уже разузнал?

– Иначе не дал бы знак о встрече.

«Знаки» придумал Истома – чтобы оградиться от изветников самому и сберечь осведомителей, которые по мере приближения войны Новгорода с Москвой стали на вес золота. А что она грядет, уже не было сомнений даже у самого забитого новгородского холопа, не говоря уже о высшем дворянстве.

Войной было пропитано все: слухи и сплетни на Торге, бредовые вопли юродивых на паперти церквей, прозрачные намеки коробейников, которые ходили по всей Новгородской земле и были главными поставщиками новостей, горячие споры в корчмах, разговоры полушепотом в купеческих и боярских хоромах, свары и драки на вечах, собиравшихся каждую неделю; даже в обычно свежем весеннем воздухе появилась какая-то нездоровая гнилостная сырость, которая принесла невиданные ранее неизлечимые болезни, объяснявшиеся знахарками и ведьмами как близкое предвестье войны.