– и благодаря ей же испытает вдвойне горшее разочарование?

Если бы у мистера Батчела мелькнула даже смутная мысль о существовании подобной связи, он с куда большей охотой откликнулся бы на зов садовника, когда час спустя, явно сгорая от нетерпения что-то поведать, тот появился у окна кабинета. В конце концов садовнику удалось привлечь внимание хозяина и заставить его оторваться от письменного стола, чтобы сообщить: труба откопана целиком, а идет она, как выяснилось, из колодца с южной стороны дома.

Открытие было как минимум неожиданным, и мистер Батчел, пусть и без особого желания, вышел посмотреть, что там и как. Колодец находился под самым окном столовой и был накрыт каменной плитой, теперь частично сдвинутой. Узкая канава, которую Уордл и садовник прорыли вдоль трубы, тянулась на восток к углу дома, а потом вдоль всего фасада, возможно к насосу с северной стороны, где находились двор и конюшня. Сама труба, триумфальная находка мистера Уордла, была извлечена наружу, и осталась лишь ржавая цепь, перекинутая через край колодца и соединенная с чем-то под землей. Мистер Батчел предположил, что на ней было когда-то – а может, и по сей день оставалось – старинное ведро, и наклонился, чтобы посмотреть, можно ли его вытащить. Глубоко, на самом дне, что-то чавкнуло, но не успел мистер Батчел хорошенько ухватить цепь, как чьи-то руки обхватили его самого за талию и потянули назад.

Чрезмерная опека садовника нередко действовала мистеру Батчелу на нервы. Даже на короткую приставную лестницу ему не давали взобраться, не приняв прежде абсурдных мер безопасности, меж тем как ему было бы куда приятней, если бы окружающие больше ценили его интеллект и меньше – его самого. В настоящем случае предосторожность казалась столь излишней, что он сердито обернулся, до глубины души возмущенный досадной помехой и беспардонным насилием.

Тут-то он и столкнулся с пренеприятным открытием. Рядом никого не было. Садовник и мистер Уордл оба находились в отдалении и занимались единственным предметом, который их интересовал, – свинцовой трубой. Мистер Батчел оставил попытки вытянуть из земли цепь – по правде говоря, он изрядно напугался – и вернулся к себе в кабинет в расстроенном состоянии духа.

Полчаса спустя, когда гонг прозвонил к ланчу и мистер Батчел неторопливо шел в столовую, он наткнулся на гостя, сбегавшего по лестнице из своей комнаты, судя по всему, в прекрасном настроении. «Двести с лишним фунтов веса!» – воскликнул Уордл, оказавшись внизу, и, казалось, был разочарован тем, что мистер Батчел не кинулся тотчас пожать ему руку и поздравить с блестящим результатом утренних трудов. Стоит ли говорить, что мистера Батчела занимали другие мысли.

– Полагаю, излишне спрашивать, – сказал он гостю, разрезая жареную курицу, – верите ли вы в привидения?

– Не верю, – с готовностью подтвердил Уордл, – а с чего бы?

– Но почему бы и нет? – спросил мистер Батчел.

– Потому что я, к счастью, получил коммерческое образование, – последовал ответ, – вместо того чтобы изучать мертвые языки и забивать себе голову языческими баснями.

Мистер Батчел поморщился при столь непочтительном отзыве об университетском образовании, коим сам он по праву гордился. Однако же ему хотелось услышать мнение гостя, и разговор пришлось продолжить.

– Осмелюсь заметить, что ваше коммерческое образование отнюдь не исключает знакомства с таким понятием, как гипотетический случай.

– Не спорю.

– Допустим, что имеется призрак, – смог бы он оказать физическое воздействие на материальное тело?

– Чье?

– Если вы непременно настаиваете на личностях, – отвечал мистер Батчел, – тогда пусть будет мое.

– Изложите подробности.

И мистер Батчел поведал о странном случае у колодца.

По окончании его рассказа мистер Уордл будничным тоном попросил:

– Передайте мне, пожалуйста, соль.

Не обескураженный скептическим отношением приятеля, мистер Батчел настаивал на своем, но мистер Уордл быстро свернул разговор, сославшись на общепринятую гипотезу, согласно которой привидения могут греметь цепями и звонить в колокола[254], а коли так, то логично предположить, что они способны и на любые другие глупости. «Месяц в городе, Батчел, – серьезно добавил он, – пойдет вам на пользу, поверьте!»

Встав из-за стола, мистер Уордл вернулся к садовым работам, а хозяин дома – к занятиям, более подходившим его спокойному нраву. Они не виделись до ужина, за ужином же и после разговор шел о политике, и до самого отхода ко сну мистер Уордл с добродушным удовольствием доказывал, что политические взгляды хозяина дома устарели на три четверти столетия. Работа на свежем воздухе и великолепный ужин вызвали у него желание лечь пораньше, и в начале одиннадцатого он встал с кресла.

– Должен признать, что от университетского образования все-таки есть польза, – заметил он на прощание. – Оно воспитало в вас отменный гастрономический вкус.

Он пожелал хозяину спокойной ночи и отправился в постель.

Сам же мистер Батчел, как известно читателю, ложился поздно. Едва ли не каждый вечер, когда на мир опускается тишина, он совершал прогулку по саду, даже если погода к тому не располагала. В этот вечер она уж точно не располагала: луна едва виднелась сквозь тучи, накрапывал дождь. Решив, однако же, сделать хотя бы один круг, мистер Батчел подозвал своего терьера Панча, который лежал в корзинке на кухне, и вместе они отправились в поход. По своему обыкновению, мистер Батчел прихватил с собой электрический фонарик, с помощью которого любил разглядывать птичьи гнезда и атаковать слизней и прочих огородных вредителей.

С первой же минуты Панч начал проявлять беспокойство. Вместо того чтобы, как обычно, бегать туда-сюда, опустив нос к земле, терьер нервно повизгивал и норовил держаться позади хозяина. Вскоре они наткнулись на свернувшегося посреди тропинки ежа – в других обстоятельствах такая находка показалась бы псу редкостной удачей и вызвала взрыв ликования. Теперь же по какой-то причине Панч не обратил на ежа никакого внимания и, даже когда мистер Батчел намеренно направил луч фонарика прямо на тропинку, равнодушно отвернулся и уныло посмотрел на хозяина. Такое поведение было совершенно неестественным, и мистер Батчел, двинувшись дальше под жалобное повизгивание пса, не переставал гадать, чем оно вызвано. Вскоре они вышли на тропинку, спускавшуюся к Лоду[255], и там мистер Батчел обнаружил, что его поджидает куда более странная загадка: в конце тропинки он отчетливо различил очертания лодки.

Суда не ходили по Лоду уже лет двадцать, с тех самых пор, как при осушении местности канал перегородили огромной, трех футов в диаметре, дренажной трубой, примерно в ста ярдах вниз по течению от забора викария. Труба лежала вровень с поверхностью воды и перекрывала любое движение. Мистер Батчел твердо знал, что ни одна лодка там пройти не