этапа бега с препятствиями все же выбрались на спокойную боковую улочку. Рука об руку они зашагали на юго-восток к Александерплац, прислушиваясь к концерту сирен полицейских машин, наконец-то рванувших в Шойненфиртель. На Александерплац Карл с видимой неохотой распрощался с Хульдой: его срочно ждали в «Красной Крепости».

И Хульда отправилась домой. Все послеобеденное время она, размышляя, провела в мансарде, подъела запасы печенья, которые таким манером окончательно улетучились. И отправилась на кухню – ничего не поделаешь, человеку необходима пища, и кроме того, Хульда надеялась встретить на кухне Морачека, который всегда прекрасно владел информацией о происходящем в Берлине. Возможно, у него есть новости о вчерашних беспорядках в центре города?

И действительно, открыв дверь в кухню, она увидела пожилого человека и хозяйку, в панике разрывающуюся между плитой, кладовкой и обеденным столом, хлопающую дверцами кухонных шкафов и швыряющую чашки в раковину. Обычно аккуратно закрученные волосы сегодня утром в нескольких местах торчали в разные стороны, что придавало госпоже Вундерлих сходство с горгоной Медузой. Халат был завязан небрежно, так что взору Хульды предстали все подробности декольте хозяйки.

– Фройляйн Хульда! – позвала госпожа Вундерлих, заметив свою жилицу, – вы не поверите, что здесь творится. У меня как проходной двор, но сегодня нашим господам не угодишь. Кофе слишком жидкий, в сахарнице пусто, с маргарином я жадничаю. Не знаю, что себе возомнили люди… – Она грустно покачала головой, так что седые кудри качнулись, как головы змей в причёске Медузы. Хульда подавила усмешку. Под людьми могли подразумеваться только Морачек, который, очевидно, раскритиковал завтрак и сейчас прятался за своей газетой, или две дамы, с недавнего времени занимающие квартиру на первом этаже и насчет которых госпожа Вундерлих утверждала, что они сестры, учительницы на пенсии. Но Хульда не замечала между обеими старыми девами ни малейшего сходства.

– Не беспокойтесь, – сказала она, подмигнув Морачеку, выглянувшему из-за своего защитного барьера и, вероятно, выжидавшему, когда уляжется гроза. Хульда села за оставшееся накрытое место за столом. – Я-то точно не погнушаюсь тем, что вы мне дадите: я голодная как волк.

– В том то и дело! – возмущенно воскликнула госпожа Вундерлих. – Почти ничего не осталось. Если хотите, я могу вам предложить разве что маленькую горбушку хлеба и яблоко. И тогда кладовка будет подчищена до последней крошки.

Она так укоризненно посмотрела на Хульду, словно та самолично взломала дверь и опустошила кладовку. Но за укором Хульда заподозрила гложущее хозяйку чувство вины. Ей было немного жаль госпожу Вундерлих: в последние недели стало все труднее совершать покупки и запасаться впрок, чтобы обслуживать гостей. Госпожа Вундерлих всегда производила впечатление женщины, не дающей себя в обиду, противостоящей любой буре и преодолевающей любое препятствие. Хульда заметила, как постарела хозяйка. Заостренный нос трогательно буравил воздух, обвисшие щеки порозовели от возбуждения, и Хульда признала, что, судя по внешнему виду, той не помешала бы забота.

– Хорошо, – торопливо согласилась она и постаралась отнестись с достаточными почестями к сухой горбушке на своей тарелке. Даже кофе из цикория она примерно выпила, не покривившись.

Только теперь госпожа Вундерлих откровенно и более пристально рассмотрела ее, потому что издала испуганный возглас.

– Вы ранены, фройляйн! – она бросилась к Хульде, чтобы проинспектировать ее щеку. – Опять ранены… Надеюсь, шрама не останется, – сказала она так, словно беспокоилась о Хульдиных шансах на успех на бале дебютанток.

– Конечно нет, – успокоила Хульда, прожевывая черствый хлеб.

– А что произошло на этот раз? – поинтересовалась хозяйка, принимаясь замачивать тарелки в раковине. – Где вы бываете, что каждое утро появляетесь здесь с новой раной?

– Вы уже читали сегодня новости? – спросила Хульда.

Госпожа Вундерлих фыркнула:

– У других людей есть время по утрам преспокойно просматривать газеты. – Она бросила колкий взгляд на своего старательно читающего жильца. – Мне нужно заниматься хозяйством. – Уже миролюбивее она добавила: – А что случилось?

– Волнения, в Митте. В окрестностях Шойненфиртеля. Я была там, чтобы повидать недавно родившую женщину, и оказалась меж двух огней.

– Волнения? – теперь хозяйка все же обернулась и испуганно посмотрела на жилицу. Ее голубые глаза расширились: – Почему?

Морачек опустил газету, но промолчал.

– Ну, очевидно, какие-то люди были очень возмущены безработицей и нехваткой продуктов. Перед биржей труда прошел митинг и потом начались беспорядки.

– И вам тоже досталось? – поинтересовался Морачек.

– Да, но по чистой случайности, – успокоила Хульда. – Мишенью служили в основном жители тамошних кварталов. – Хульда аккуратно подбирала слова, потому что не имела понятия, сколько правды способна выдержать пожилая хозяйка: – Большинство – евреи-мигранты из Восточной Европы и России.

– То же самое недавно было на ваших танцульках, – сказала госпожа Вундерлих. – Бедные люди! Надеюсь, никто не пострадал?

Перед глазами Хульды снова возник человек с окровавленным топором, дерущиеся мужчины, осколки стекла, поблескивавшие в пламени костров.

Морачек резкими движениями свернул газету и хлопнул ею по столу так, что госпожа Вундерлих аж слегка подпрыгнула, словно балерина.

– Ну несерьезно, милые дамы, прекратите эти разговоры вокруг да около, – зашумел он. – Конечно же были раненые! Это был настоящий погром, даже если никто не хочет называть вещи своими именами. – Он обратился к Хульде: – Уж вы-то должны знать, фройляйн. Вам в особенности должно быть ясно, в какой тяжелой ситуации находится еврейское население.

Хульда наморщила лоб, кивнув на свернутую газету:

– Что там пишут?

– Что это был пустяк, – ответил Морачек, сжимая кулаки. – Эти писаки имеют наглость утверждать такое, в то время как все очень серьезно, есть даже один убитый.

– Ужас! – вырвалось у госпожи Вундерлих. Ее круглые глаза сделались большими как блюдца, она схватилась за вздымающуюся грудь.

Хульда тоже ахнула:

– Кто?

– Мясник Зильберберг. – Морачек собрал указательным пальцем крошки с тарелки. – Зарублен топором. Словно мы живем в варварском веке, а не в современном демократическом государстве.

Хульду внезапно затошнило. Она подумала о незнакомце с топором, которого встретила по пути, потом о Тамар… Ей нужно обязательно справиться о самочувствии молодой женщины. И узнать, что с раввином. При воспоминании об Эзре сердце ее еще сильнее заколотилось.

– Но полиция, – вставила госпожа Вундерлих, постепенно приходя в себя, – она конечно же взяла все под контроль, не правда ли?

Морачек опять фыркнул:

– Полиция идет на поводу у правых, – выругался он, – это нас в конце концов погубит. Если стражи порядка какого-либо государства защищают только тех, кто, по их мнению, придерживается верной политической линии, вместо того чтобы защищать слабых, то конец демократии не за горами. – Он снова взялся за газету, разгладил ее и углубился в статью, то и дело ворча.

Хульда встала. Она знала, что он прав, но выслушивать это снова и снова – от него или от Берта –