— Это, конечно, так, Степа! Вот подремонтируемся, и неприятелю еще не поздоровится от залпов орудий нашего «Богатыря»!

— Скорей бы, Андрюша! — поддержал тот брата.

* * *

Однако 30 сентября «Громобой», перевозя батальон сухопутных войск из Владивостока в залив Посьета, наскочил на камни банки Клыкова и получил серьезные повреждения днища. Для их устранения крейсер пришлось срочно ввести в единственный во Владивостоке док, временно выведя из него крейсер «Богатырь», на котором так и не успели полностью исправить полученные им повреждения, временно заделав пробоины деревом. Ведь «Громобой» был броненосным крейсером с более мощной артиллерией главного калибра, чем бронепалубный «Богатырь», а потому и более ценным. К тому же считалось, что его повреждения значительно менее тяжелые, чем у «Богатыря», и, следовательно, на его ремонт потребуется меньше времени.

— Как же все это случилось, Лев Алексеевич? — спросил Андрей Петрович командира «Громобоя», когда они встретились перед выводом «Богатыря» из дока. — Теперь наши адмиралы, наверное, в отчаянии, не имея реальной возможности не то, что угрожать коммуникациям противника в Японском море, но и обезопасить Владивосток от его бомбардировок со стороны моря.

— И не говорите, Андрей Петрович! Стыдоба! Другого слова, пожалуй, и не подберу. А причина та же, что и с «Богатырем», — туман. Я вел «Громобой», разумеется, по счислению, но со скоростью всего шесть узлов. И только поэтому, выскочив на подводные камни уже почти у самой цели нашего перехода, которые и в ясную-то погоду не видны, повредил днище лишь с его прогибом и потерей им водонепроницаемости, но, слава богу, без подводных пробоин. Слабое, конечно, утешение, но все же…

— Такова уж наша командирская участь… — сочувственно произнес Андрей Петрович. — А как надолго «Громобой» становится в док? — с замиранием сердца спросил он.

Тот с пониманием посмотрел на него:

— Инженеры «Дальзавода» считают, что для устранения его неисправностей потребуется не менее двух-трех месяцев, — извиняющимся тоном произнес он. — Ведь повреждения днища, по докладам водолазов, наблюдаются на протяжении почти трети корпуса корабля. — И вздохнул: — А положение действительно аховое — во Владивостоке остался лишь один боеспособный крейсер «Россия», а девять малых номерных миноносцев, разумеется, не в счет. Правда, в Петербурге готовятся к отправке во Владивосток семи подводных лодок. Однако, не считая проблемы первой в истории перевозки таких кораблей по железной дороге, нашим морякам еще только предстоит освоить эти наспех построенные или закупленные за границей корабли. Так что их нельзя будет считать в полной мере готовыми к боевым действиям. Хотя, — улыбнулся он, — судя по агентурным сведениям, японцы уже сейчас проявляют беспокойство по поводу возможности появления подводных лодок здесь, во Владивостоке.

— Полностью согласен, Лев Алексеевич, с вашей оценкой боеспособности морских сил во Владивостоке. Теперь уже точно мы не сможем чем-либо помочь 2-й Тихоокеанской эскадре, если она даже благополучно дойдет до наших вод. Так что Рожественский[102]может оставить в покое великого князя с требованием замены командующего флотом Тихого океана, — усмехнулся Андрей Петрович.

— Вот это, пожалуй, и есть мой единственный личный вклад в стабилизацию положения с морским командованием во Владивостоке, — горько улыбнулся тот.

* * *

20 декабря 1904 года комендант крепости Порт-Артур генерал-лейтенант Стессель[103]подписал акт о ее капитуляции, и весь его гарнизон, в том числе и моряки затопленных кораблей эскадры, был пленен японцами.

Поэтому после гибели кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре должность командующего флотом Тихого океана была упразднена, и вице-адмирал Скрыдлов был отозван в Санкт-Петербург, а старшим морским начальником во Владивостоке стал контр-адмирал Иессен.

* * *

В начале января 1905 года «Громобой» был отремонтирован и выведен из дока с помощью неизменного помощника моряков ледокола «Надежный», который полностью оправдывал свое название, а «Богатырь» снова был поставлен в него.

Андрей Петрович, вернувшись с совещания, созванного контр-адмиралом Иессеном, тут же вызвал к себе в каюту Степана.

— Должен сообщить тебе, Степа, радостную для меня новость, — возбужденно сказал он.

— Судя по твоему виду, ты хочешь сказать мне о том, что Рожественский со своей 2-й Тихоокеанской эскадрой разгромил Соединенный флот Того, — усмехнулся Степан, видя не совсем понятную ему взволнованность брата.

— Не ёрничай! — строго сказал тот. — Такими делами не шутят! — И, видимо, считая, что проведенной «воспитательной» работы вполне достаточно, уже с энтузиазмом продолжил: — Во Владивосток прибывает медицинский персонал лазарета с госпитального судна «Монголия», отпущенного японцами из плена под подписку о его дальнейшем неучастии в военных действиях против Японии.

— Ну и слава богу! — воскликнул Степан. — Но чем это сообщение так взволновало тебя, Андрюша? — подозрительно спросил он.

Тот смущенно улыбнулся:

— Дело в том, что в штате этого медицинского персонала лазарета состоит и сестра милосердия Сперанская, Мария Ивановна, с которой мы питаем друг к другу признательные чувства.

— И с каких это пор, господин капитан 1-го ранга, разрешите полюбопытствовать? — с бегающими чертиками в глазах спросил Степан.

— Со дня прибытия в Порт-Артур командующего флотом Тихого океана вице-адмирала Макарова, господин лейтенант.

— Ну ты даешь, Андрюша! — восхищенно воскликнул тот. — Судя по должности Марии Ивановны, ей должно быть где-то около двадцати лет. Не так ли?

— Ты очень проницателен, Степа! — рассмеялся тот. — Ей тогда было действительно девятнадцать лет.

— И как это тебе, тридцатичетырехлетнему капитану второго ранга, удалось увлечь столь юную девушку? Чем ты смог так очаровать ее? — уже озадаченно спросил Степан, с восхищением глядя на старшего брата.

Андрей Петрович усмехнулся:

— А вот об этом ты спросишь у нее самой, когда познакомишься.