его продержали несколько часов. В помещении без вентиляции было нестерпимо душно и жарко, пот заливал глаза. Кое-как Сергею удалось освободиться от тяжелого бронежилета, но пришедший за ним стражник, увидев такое нарушение, строго велел снова надеть. В кабинете, куда его привели, Михеева встретил высокий человек, облаченный в форму генерал-майора российской прокуратуры. Прибой не стал тратить время на расспросы о содержании земляка в местной тюрьме, а сразу приступил к делу.

— Что вам известно о покушении на жизнь предпринимателя Сосновского и взрыве его автомашины?

— То же, что и всем. Узнал из телевизионных новостей.

— У вас был конфликт накануне взрыва?

— Я бы не сказал, что это был конфликт. Мы рассматривали одно коммерческое предложение, Сосновский предложил цену, которая меня не устраивала. И вообще, я не понимаю, почему вы допрашиваете меня по событиям, которые произошли в России. Если я чем-то провинился перед своей страной, то пусть меня депортируют туда и там предъявляют обвинение. Меня задерживают в Швейцарии, отправляют в тюрьму, предъявляют какие-то голословные обвинения, не подтвержденные ни фактами, ни документами. Тут являетесь вы и начинаете допрашивать меня по эпизодам, к Швейцарии не имеющим ни малейшего отношения.

— Господин Михеев, я сам буду решать, по каким эпизодам вас допрашивать, ваше дело — отвечать на мои вопросы, желательно правдиво. Меня интересует, владели ли вы акциями российских телевизионных каналов и в каких отношениях были с покойным директором телевидения Владиславом Листьевым.

— Господин следователь, хочу напомнить, что я родился в 1960 году.

— Причем тут год вашего рождения?

— При том, что в 1963 году, когда был убит президент США Джон Фицджеральд Кеннеди, мне было всего три года. Если вы вздумаете обвинить меня и в его убийстве тоже, то прошу учесть это обстоятельство как смягчающее.

— Вы забываетесь, Михеев, — повысил голос генерал, но Сергея его гнев ничуть не испугал.

— Ничего я не забываюсь, — с уверенностью в голосе возразил он. — Российского гражданина хватают в другом государстве, держат в тюрьме, а российская прокуратура, вместо того чтобы выяснить, на каком основании творится этот беспредел, и защитить своего подданного, присылает сюда вас, и вы допрашиваете меня о каких-то убийствах и покушениях, к которым я не имею никакого отношения. Вас интересует, владел ли я акциями телеканалов. Нет, не владел. С Владиславом Листьевым знаком не был, о чем сожалею, говорят, он был интересным человеком. Что еще?

Бессмысленный этот допрос продолжался шесть часов. Понимал ли опытный следователь Прибой, что его допрос всего лишь профонация, спектакль, устроенный в угоду швейцарцам? Наверняка понимал. Но руководство велело допросить Михеева на месте. Какой же дурак откажется от такой заманчивой командировки, в связи с которой даже генеральские звезды раздают.

Столь же бесплодным для следствия оказалось и пребывание генерального прокурора. Он охотно и многословно говорил своей коллеге о необходимости самого тесного взаимодействия между правоохранительными органами России и Швейцарии, не избегал темы погоды, высоко отозвался о великолепной оздоровительной природе здешних мест, но по существу интересующих Дель Карло вопросов не произнес ни единого слова.

***

После отбытия гостей из России Жорж Загген понял, что дело нужно брать в свои руки. Он побывал в тех странах, где вел свой бизнес Михеев, и даже там, где его нынешний подследственный только отдыхал. Это были чрезвычайно дорогие командировки, но генеральному прокурору удалось убедить финансистов в их необходимости.

В Америке Загген познакомился с офицером ФБР Робертом Левинсом, крупным специалистом по русской преступности, как его представили Жоржу. Левинс сообщил, что как раз собирается в ближайшее время лететь в Москву, где у него уже создана достаточно надежная агентурная сеть, и твердо заверил швейцарского коллегу, что с пустыми руками не вернется.

Из Бельгии Загген притащил килограммов двести бумаг — результаты аудиторской проверки михеевских фирм, но в дело «крестного отца русской мафии» не легло пока ни единого листочка, свидетельствующего хотя бы о том, что он где-нибудь дорогу на красный свет перешел.

***

Восемь месяцев, долгих восемь месяцев судебный следователь вообще не допрашивал Сергея, а когда, наконец, вызвал, то заявил, что допрос сегодня будет чрезвычайно коротким, потому что он, Загген, видите ли, торопится.

— Господин следователь, восемь месяцев вы держите меня в неведении, с материалами возбужденного против меня дела не знакомите, а когда вызываете на допрос, заявляете, что торопитесь, — едва сдерживая гнев, произнес Сергей.

— Фи, господин Михеев, какой вы неучтивый. Сразу завели речь о себе. Не похвалите мою прическу, — он бережно поправил свои пышные волосы, — не оцените парфюм. Но я ничего не могу сегодня изменить, я действительно тороплюсь, мне нужно к стоматологу.

— К гинекологу тебе нужно, — уже не сдерживаясь, выпалил Сергей.

— Что?! Что?! Он так и сказал? — возмущенно переспросил Загген, когда переводчица перевела эту фразу.

Сергей видел, что вывел этого лощенного самодовольного человека из себя, но ничуть об этом не жалел. Он сделал шаг вперед и, указывая на открытое окно кабинета, напугал Заггена:

— Вот сейчас сделаю шаг, и я на твоем столе, еще шаг, и я на подоконнике, а потом — на улице. Как перед начальством будешь оправдываться?

Загген побледнел от ужаса, судорожно вдавил кнопку звонка, вызывая охрану. Через несколько дней он все же вызвал Михеева на допрос. Первое, на что обратил внимание Сергей, — отливающее стальным блеском бронированное стекло в окне кабинете и мерно жужжащий кондиционер. Швейцарская юстиция не поскупилась на меры предосторожности, защищая своего следователя от русской мафии.

— В нашу страну приехал офицер русской полиции, имя которого в интересах следствия не оглашается, — напыщенно произнес Загген. — У этого офицера пытались похитить дочь. Он уверен, что это сделали члены «Солнечной» организованной преступной группировки по вашему указанию.

— Он ошибается, господин следователь, — спокойно возразил Сергей. — Я уверен, что его дочь пытались похитить инопланетяне.

— Не забывайтесь, господин Михеев, вы находитесь на официальном допросе. И мне не до шуток.

— Я помню, что нахожусь на официальном допросе, и мне, уже более восьми месяцев пробывшему в вашей тюрьме, тем более не до шуток. Однако смею утверждать, что у меня не меньше оснований обвинять инопланетян в похищение дочери вашего свидетеля, чем у него и у вас предъявлять мне обвинение в связи с какой-то неведомой преступной организацией.

— Отчего же неведомой? — искренне удивился Загген. — Все газеты пишут о том, что «Солнечная» группировка самая опасная в России.

— Вряд ли газетные публикации, не подтвержденные никакими фактами и документами, могут являться юридическим доказательством. А разве вы располагаете приговором какого-либо суда, подтверждающим наличие такой преступной организации?

***

Как-то раз во время встречи с адвокатом в