Почувствовав себя виноватой перед несчастным червём, она подышала на землю, пытаясь согреть её дыханием, и нагребла сверху побольше листьев. И тут раздался тихий влажный «чпок», словно лягушка щёлкнула пальцами, и жёлудь лопнул. Белый росток проклюнулся из него и на глазах у Тиффани вытянулся на полдюйма.

Она торопливо вырыла ямку в земле, положила туда жёлудь и закопала.

И почувствовала на себе чей-то взгляд. Тиффани быстро встала и оглянулась. Вокруг никого не было видно, но это ещё ни о чём не говорило.

— Я знаю, что ты здесь! — крикнула Тиффани, продолжая озираться. — Кто бы ты ни был!

Её голос эхом вернулся к ней. Тоненький, испуганный голосок, даже ей самой это было слышно.

Тиффани невольно вскинула рог изобилия.

— Выходи! — пискнула она. — Или я…

«Или что? — подумала она. — Или я завалю тебя фруктами?»

С ветки с глухим стуком упал ком снега, Тиффани подскочила от испуга и почувствовала себя совсем уж глупо. До чего она докатилась — дёргается из-за какой-то горсти снежинок! А ведь матушка Ветровоск всегда говорит: ведьма даже в самом тёмном лесу ничего не боится, ибо твёрдо знает, что она — самое опасное существо в этом лесу.

Тиффани подняла рог изобилия и почти безнадёжно прошептала:

— Клубника.

Что-то вылетело из рога с глухим «шух» и расплылось красным пятном по стволу дерева шагах в двадцати от неё.

Тиффани не стала подходить и проверять. Рог изобилия всегда делал то, что требовалось.

Чего нельзя сказать про неё саму.

И, ко всему прочему, сегодня был её черёд помогать Аннаграмме. Тиффани тяжело вздохнула. Возможно, и с этим она тоже не справится.

Она оседлала метлу и медленно скрылась за деревьями.

Минуту-другую спустя из маленькой горки земли, на которую она подышала, стремительно показался зелёный побег, вытянулся дюймов на шесть и выпустил пару листиков.

Послышались приближающиеся шаги. Вовсе не такие скрипучие, какими обычно бывают шаги по снегу. Потом, впрочем, скрип всё же раздался — такой, будто кто-то опустился на колени на ломкую ледяную корку.

Пара костлявых, но сильных рук принялась сгребать снег и сухие листья и лепить из них высокую и тонкую стену вокруг ростка. Когда дело было сделано, побег оказался укрыт от ветра за стеной, словно солдатик в крепости.

Маленький белый котёнок попытался ткнуться в него носом, но те же руки осторожно подняли котёнка и отставили в сторону.

Матушка Ветровоск встала и двинулась обратно через лес, не оставляя следов на снегу. Никогда не учи других всему, что умеешь.

Аннаграмма день за днём понемногу училась, но дело шло трудно. Нелегко научить чему-нибудь человека, твёрдо уверенного, что знает всё на свете. Поэтому уроки проходили примерно так:

— Ты ведь знаешь, как приготовить плацебо-корень, да?

— Конечно. Это все знают.

Тут главное не говорить: «Отлично. Покажи мне», потому что тогда Аннаграмма будет некоторое время тянуть резину, а потом заявит, что у неё разболелась голова. Надо сказать: «Отлично, тогда посмотри, как я его готовлю, а если я вдруг сделаю что-то не так, тогда скажи мне об этом и сделай правильно». А по ходу работы вставить что-то вроде:

— Как ты знаешь, матушка Ветровоск утверждает, что вместо плацебо-корня сойдёт почти всё, что угодно, но по возможности лучше всё-таки использовать настоящий корень. Если приготовить из него микстуру, получится отличное лекарство от лёгких недомоганий… но ты это, конечно, и так знаешь.

И тогда Аннаграмма скажет:

— Разумеется, знаю.

Через неделю похолодало так, что в чащобах стали лопаться самые старые деревья. Старики говорили, такого уже много лет не видывали. Стволы лопаются, когда соки внутри них замерзают в лёд и разрывают дерево.

Аннаграмма была тщеславна, как канарейка среди зеркал, и, стоило ей столкнуться с чем-то неизвестным, тут же ударялась в панику. Но соображала она быстро, и ей здорово удавалось притворяться, будто она знает больше, чем знала на самом деле, а для ведьмы это очень важно. Однажды Тиффани заметила на столе раскрытый каталог «Боффо». Некоторые товары были обведены. Она не стала ни о чём спрашивать. Не до того было.

Спустя ещё неделю замёрзли колодцы.

Тиффани несколько раз ходила с Аннаграммой по домам и убедилась, что та рано или поздно сможет стать настоящей ведьмой. У неё имелся врождённый дар боффо. Она была высокая и величественная и держалась так, будто всё знает, даже когда на самом деле не имела ни малейшего понятия, о чём речь. Этак она далеко пойдёт. Люди уже к ней прислушивались.

А что им ещё оставалось? Дороги замело. Крестьяне прокапывали в снегу узкие траншеи от дома к дому. Днём эти траншеи заполнял льдистый голубоватый свет. Если надо было доставить что-то дальше, чем к соседям, приходилось везти на метле. И стариков тоже. Их грузили на мётлы, вместе с постельным бельём, тростями и прочим, и перевозили по воздуху в другие дома. Вместе им жилось теплее, а кроме того, так они могли коротать зимние дни, напоминая друг дружке, что нынешние холода — это ещё ничего, вот во времена их молодости были морозы так морозы…

Потом они перестали это говорить.

Иногда случались оттепели, совсем ненадолго, а потом снова ударяли холода. От этого на кромке каждой крыши повисали гроздья сосулек. А в следующую оттепель сосульки падали и вонзались в снег, как кинжалы.

Тиффани совсем не спала. Точнее, не ложилась в постель. Никто из ведьм не ложился. Снег на земле уже смёрзся в лёд, твёрдый как камень, так что некоторые повозки могли по нему проехать, но ведьм, чтобы навещать людей, всё равно не хватало, и дни были слишком коротки. Не только дней, но и суток было мало, чтобы всё успеть. Петулия однажды заснула прямо в полёте и проснулась от удара о ветки дерева, пролетев перед этим на метле целых две мили во сне. Тиффани один раз тоже задремала и соскользнула с метлы, приземлившись в большой сугроб.

В прокопанные людьми траншеи явились волки. Ослабевшие и потерявшие всякий страх от голода. Волков остановила матушка Ветровоск. Она так никогда никому и не рассказала, как это сделала.

Холод наносил удар за ударом, день за днём, ночь за ночью. Повсюду на снегу виднелись чёрные комочки — птицы, замёрзшие на лету. Другие птицы догадались укрыться в траншеях между домами, и теперь там всегда стоял грай. Люди кормили их крошками, потому что птичий щебет создавал обманчивое ощущение, будто весна не за горами…

…И потому, что у них была еда. О да, еды хватало. Рог изобилия трудился денно и нощно.

А Тиффани думала: зря я сказала, что снежинки мне нравятся.

Лачуга была старая и заброшенная. И там, в её гнилой дощатой стене, торчал гвоздь. Если бы у Зимовея были пальцы, они бы дрожали.