class="p1">А теперь, год спустя, я собирался извести любое напоминание об этой девчонке в своей жизни и затеял ремонт. Давно было пора доделать перепланировку и объединить две квартиры. Основательно. Все руки не доходили. Да и я лишний раз в квартире Влады старался не появляться. Тяжело было. Отчего-то.

– Я вышлю вам проект на почту, идет? – спросила меня дизайнер Людмила. – И смету, наше агентство подготовило, тоже вам ее переправлю, Павел Валерьевич. Если все пункты устраивают, то уже завтра мы можем начинать подготовку, закупки и, собственно, сам ремонт в вашей квартире.

– Высылайте. Думаю, проблем не будет. Для начала только не помешало бы загнать бригаду, которая вынесет всю мебель.

– Все сделаем, не переживайте. Все будет исполнено в лучшем виде, – послышалась улыбка в голосе собеседницы. Причем такая, которой чаще всего женщины пытаются выразить свой интерес к противоположному полу. Заискивающая. Хотя я его и без улыбки заметил, этот самый интерес. При личной встрече. Но, к сожалению для Людмилы, я зарекся заводить ненужные мне отношения с клонированными куклами. Просто потому, что на таких моё желание “не работает”. Ни морально, ни физически. Рыбкина меня еще и импотентом сделала, вдобавок ко всему. Замечательно. Смешно и печально.

Возвращаясь к делу и открыв дизайн проект, понял, что проблем нет. Меня устраивало все: от светло-бежевых стен во всей квартире до темной мебели. Планировка, расстановка, цвета, детали. Все.

А может, у меня просто не было никакого желания запариваться с ремонтом, лишь бы разобрать квартиру надо мной, остальное, по факту, неважно.

После работы я снова набрал Людмилу и сказал, что все в порядке. На работе предупредил, что завтра не появлюсь, и помчал домой, по пути заскочив в дешевое, но так полюбившееся мне кафе домашней кухни.

Ее, домашней кухни, кстати говоря, после отъезда Влады мне тоже стало катастрофически не хватать.

В общем, подводя итог, можно констатировать: за этот год моя жизнь превратилось в существование. Унылое, пресное, серое, вроде такое же, как и “до” Владиславы Станиславовны, а вроде и совершенно другое. Полное никому не нужного благородства, собственной тупости и, пора признать, трусости.

Наверное, так бы оно и оставалось до скончания моих унылых лет, если бы не одно прекрасное утро…

Паша

Рабочие доехали до меня только в пятницу утром, заранее набрав и предупредив, что скоро будут на месте. Кое-какие нюансы в новом проекте, которые не просчитали с самого начала, почти на неделю застопорили старт, и сегодня я остался дома, чтобы лично убедиться, что ремонтные работы начнутся без каких-либо отлагательств.

Светлана уже с утра оборвала мой телефон, истеря по поводу того, что совещания проходят без меня, а то и вообще в экстренном режиме передвигаются. Финансовый и креативный директора вынесли мозг по поводу нового проекта, который должен был быть запущен со дня на день. А Стас раз десять написал, что чувствует себя отвратительным отцом, потому что у Рыбкиной сегодня первая, важная, собственная выставка, а он из-за простуды не может улететь из своего Сочи. Сетовал, что дочь будет расстроена, а я всячески гнал от себя мысль, что можно было бы и смотаться в Париж…

Хотелось. До нервного мандража внутри.

Благо, рабочая бригада приехала без задержки и задвинула своей суетой мои дикие мысли на задний план.  С  энтузиазмом принявшись выносить старую мебель из квартиры и подготавливать себе “место работы” на ближайшие пару недель точно.

Я выпил чашечку горячего кофе, просмотрел кое-какие документы в ноутбуке, послонялся по своей жилплощади и набрал Стаса. Однако дозвониться не успел, потому что со второго этажа показался так называемый прораб, Семен Дмитрич:

– Пал Валерич!

– Да? – я захлопнул крышку ноутбука и сбросил вызов Рыбкина старшего, проходя к смежной лестнице.

Помнится, еще год назад шпионка Кася беспрепятственно по ней гоняла из квартиры в квартиру.

Хорошие были времена…

Так, Жаров, не о том.

– Есть какие-то вопросы? – спросил, пряча руки в карманы брюк.

– Мебель почти всю вынесли, остался только рабочий стол из спальни. И мы там вот, – поднял руку с зажатой в пальцах папкой крепкий мужик примерно моих лет, – не вы забыли? – поинтересовался Семен.

– Что это? Вы смотрели?  – непонимающе уставился я на красную канцелярскую штуковину. Не припоминаю, чтобы я в той квартире когда-либо держал документы.

– Смотрели. Вы же сказали, что все в квартире под выброс. Вот мы и заглянули, – будто извиняясь, пожал плечами бугай. – Здесь снимки какие-то.

– Снимки? – удивленно заломил я бровь.

И тут меня осенило. Неужели Рыбкина собиралась второпях и забыла свои работы? Я ведь, дундук, за год ни разу даже не подумал заглянуть в шкафы или ящики. Надобности не было.

– Да. Фотографии. Красивые. Жалко выбрасывать. Так что с ними делаем?

– Давайте их мне, – поднялся я и забрал папку, – еще какие-то проблемы?

– Пока все.

– Отлично, – кивнул я, – продолжайте работу, – сказал, возвращаясь в свою гостиную.

Усаживаюсь на диван, отключая звук у монотонно трещащего телевизора, и откладываю мобильник, с каким-то затаенным трепетом беря двумя руками папку, найденную в квартире Влады.

Сердце заходится в бешеном ритме, отбивая чечетку о мои ребра, и я сам не замечаю, как руки начинают мелко дрожать. Казалось бы, с чего это? Не понимаю. Не нахожу ответа, почему в душе всколыхнулось такое адское волнение, обжигая до кончиков пальцев, которые в данный момент прикасались к цветному пластику. Но набравшись-таки смелости, открываю папку.

Секунда. Даже короткое мгновение уходит на то, чтобы сфокусировать взгляд осознанно на том, что я вижу.

Фотографии. Снимки. Фотокарточки. Много фотокарточек. Разных: цветных и черно-белых. Больших и маленьких. Четких и слегка размытых. Но неизменно  каждая из них создает ощущение, будто перед тобой живая, настоящая картинка. Картинка, что двигается и существует.

Сердце защемило. Руки задрожали пуще прежнего. А в висках запульсировала с сумасшедшей скоростью кровь, учащая пульс. Я перелистывал кадр за кадром. Вглядывался в абсолютно каждый!

Кася, много Каси. Этой пушистой задницы с хвостиком. Будто специально позирующей своей хозяйке.

Влада, улыбающаяся так заразительно, что где-то глубоко стало нестерпимо больно от мысли, как сильно я соскучился по этой улыбке! В ушах, словно звоночек из прошлого,   прозвучал ее голос и излюбленно-ехидное: дядя Паша.

Влада. Моя Влада. Раздражающая до звона в ушах, настырная, вредная, упрямая, порой невыносимая, но такая… настоящая.

Кофе, завтрак, клубничный, любимый Рыбкиной, торт. Моя квартира, ее квартира…