Иван медленно кивнул.

Да уж, когда Дорошенко под султана пошел — разругался с ним атаман смертно — и пошел громить негодяя, так что не понаслышке о междоусобице знал.

— Что ж. веришь ты — и я тебе поверю. Но учти, коли что — пощады и тебе не будет.

Степан кивнул. А что делать? Сейчас он все поставил на кон, либо пан — либо пропал. И пропадать не хотелось.

— Ты ж не просто так зашел, Иван Дмитрич?

— Куда как непросто. Ты погляди, что за цидулька до меня пришла.

'Цидулька' выглядела очень солидно. Лист пергамента с большой печатью, шёлковым шнуром… видел Степан такие.

— Дядько, никак тебя Османы уважили?

— Оне… гниды! Да ты почитай, что пишут!

Степан кивнул и развернул свиток.

— Красота!

Я, султан и владыка Блистательной Порты, сын Ибрагима, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога на земле, властелин царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, несравненный рыцарь, никем не победимый воин, владетель древа жизни, неотступный хранитель гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога, надежда и утешитель мусульман, устрашитель и великий защитник христиан, повелеваю вам, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня вашими нападениями не заставлять беспокоиться.

Султан турецкий Сулейман II.

* не могу утверждать, что текст идеально правильный, источники везде разные. Взяла, что нашла. Прим. авт.

— Сдаться ему, чорту! Не много ль чести?

Иван кивнул.

— Ишь ты, никем не победимый. Не воевал, вот и не побеждали, чего тут думать!

— И то верно. Отписать ему обратно, да в поход собираться.

Иван хищно усмехнулся.

— Сам отписывать будешь?

Степан покачал головой.

— На такое и ответа‑то достойного нет.

— Тогда отдай сюда. Мы ему ответ напишем!

Ответ писался при участии нескольких бочек горилки, писался настолько душевно, что некоторые выражения пришлось вымарать — боялись, как бы бумага не воспламенилась. Но и оставшихся хватило. И утром письмо полетело обратно, к султану с заманчивыми предложениями. Казаки, грубый народ, сильно сомневались в происхождении султана и его видовой принадлежности, хотя и не знали таких определений. Зато были уверены, что он не убьет ежа голым задом, а потому не является рыцарем, тем паче — непобедимым. И предлагали ему совершить акт мужеложества со всем Запорожским войском, будучи при этом в пассивной позиции.

Одним словом, попытка наладить дипломатические отношения вторично (вдруг да отыщется еще один Дорошенко?) провалилась глубоко и с громким треском.*

* не могла я пройти мимо такого смачного эпизода, тем более, что он где‑то к этим временам и относился. Прим. авт.

* * *

Март 1673 г.

Софья, не обращая внимания ни на что, висла на шее у брата.

— С Богом, Алешенька. Молиться день и ночь буду, только живой вернись.

— Еще как вернусь! Не плачь, Сонюшка. Все хорошо будет!

— Я и не плачу!

Софья действительно не рыдала, считая, что слезы приманивают беду на воина. Пусть у ребят все будет хорошо. Алексей последний раз поцеловал сестренку и вскочил на коня. Соня обняла еще и Ивана.

— Вернись, Ванечка. Я за вас обоих молиться равно буду…

Иван тоже крепко поцеловал девочку… да скорее уже и девушку. Это Софья за всеми бегами и трудами не замечала, как округляется ее тело и наливается грудь, а вот окружающим это отлично видно было. В том числе и Ивану Морозову, который твердо решил вернуться — и поговорить с Соней. Но это потом, потом…

А пока он крепко поцеловал девушку прямо в губы. И тут же выпустил ее из объятий и вскочил на коня, пока Соня не начала задавать неудобные вопросы.

— Ты тоже себя побереги, сестренка, — ухмыльнулся Алексей, разряжая обстановку. И парни тронули коней.

Софья стояла красная, что та малина — и ощущала себя полной дурой. В таком деле ошибиться она не могла. Ваня ее… любит?!

Да. Судя по всему — да.

А она его?

Софья задумалась. И страстной любви, о которой пишут в романах, в себе не обнаружила. Только глубокую и искреннюю нежность. Все бы сделала для этих двух мальчишек.

Но вот что делать с этими чувствами?

А если Ванька погибнет?

Тогда пусть домой не возвращается! Она его сама убьет!

* * *

Всего на Крым двигалось более сорока тысяч человек. Учитывая уже имеющиеся в Азове тридцать тысяч — сила получалась весьма внушительной.

Почти пятнадцать тысяч вел Ян Собесский. Пять, даже почти шесть тысяч собрали казаки. Слишком уж их обозлило письмо турецкого султана. Нашелся умник — вольным запорожцам приказывать! И двадцать две тысячи шло под командованием царевича. А если уж точнее — то командовали войском все те же Хитрово и Косагов. Они организовывали марши, они брали на себя семьдесят процентов работы… ну а почему нет?

К полякам они уже удачно сходили, турки удрали восвояси. Почему бы не повторить второй раз?

Да и из этих двадцати двух тысяч, почитай десять тысяч было легкой конницы. Башкиры, казахи… те, кто отродясь татар не любил, а вот в седле они держались, как на коне рожденные. И уж пограбить, набрать рабов, трофеев…

В серьезном столкновении толку от них было немного. Но им предстояли не битвы. Им надобно было рассеяться летучими отрядами по степи и тревожить кочевья. Да сменить тех, кто зимовал в Азове, ежели те захотят.

Серьезных надежд на них Алексей Алексеевич не возлагал. Скорее на пушки, которые со всеми предосторожностями везли в обозе. На взрывчатку, которая хоть и получилась золотой, но и результаты давала бриллиантовые. На страшное зелье, которое с предосторожностями вручила ему Софья.

Греческий огонь.

Она называла это именно так, хотя и подчеркивала, что с первоначальным огнем сие зелье имеет мало общего.

Да — да, Софья добралась до Бакинской нефти, в основном благодаря Степану Разину. Для казаков в тех местах ходить было несложно, а уж высадиться, где сказали, да набрать в бочки, чего попросили — тем более. Степан и поспособствовал, еще пока Алексей Алексеевич в польских землях геройствовал. Получив несколько десятков бочек с нефтяным содержимым, Софья занялась перегонкой. Она знала, что надо сделать и примерно представляла себе устройство перегонного аппарата (а кто его не знает после знаменитого фильма Гайдая?), а в школе могли довести ее идею до ума. И довели ведь, и даже смогли перегнать нефть, после чего и соорудили снаряды с греческим огнем. А что?