— Увы, охотников в округе нет теперь. И стал всё чаще нас лесной тревожить зверь. Я думал, сделаю из волка колбасу! — в притворном гневе, вновь вылупив глаза, подскочил он. И снова опал. — Да где ж разбойника найдёшь теперь в лесу…

В таверне, как в песне, никто не смеялся. Ибо волки — серьёзная напасть, многих загрызают, особенно в лесах ближе к северу зимой. Но буду честен, некоторые наёмники всё же улыбнулись — ценят чёрный юмор.

Далее шла песня, один в один наша, только рифма была переложена на местный романно-иберийский. Талантливо переложена, я аж заслушался! Ничего пропущено не было. Про то, как скрипели у телеги старые колёса, кобыла шлёпала по грязи, а усталый дед ехал и думал о ночлеге… И просил кобылу — быстрей в село вези.

Слово «ружьё» было заменено на «рогатину». Это короткое толстое охотничье копьё — боевые крестьянам не положены. Ага, жаль нет рогатины! А свирепый хищник под вечер чертовски опасен. А до села ещё нескольк миль, и путь в тумане кобыле не ясен. И дедушка в конце также был скушан в эту ночь.

Не знаю почему, но тут народ в конце смеялся. Тёмные века, тянет на чёрный юморок?

— Сигизмунд, не забывай, что сказал, — повторился я.

— Угу, — кивнул отрок. — Уже понял. Ещё один?

— Ещё один? — не понял я.

— Уже третий, — пояснил он. — Ты, лекарка… Теперь этот…

— Молчать! — зашипел я.

— Лекарка? — А это эльфа. Остальные за столом ничего не услышали. — Которая изобрела те лекарства?

Да йоб же ж вашу мать! Твою бога душу! Счастье на мою голову длинноухое!

— Зай, я готов сотрудничать с Лесом. Но на равных паритетных условиях! — шёпотом заявил я, с силой пнув ойкнувшего Сигизмунда под столом. Кажется, наше расставание с Наташей не будет долгим. И Лес — не Карлос, не надо недооценивать древнюю цивилизацию. — Но если пришлёте диверсантов — очень на вас обижусь. Помяни моё слово, со мной лучше сотрудничать добровольно и на равных, больше приобретёте выгоды.

— Я донесу эту мысль до старейшин, — кивнула эльфа. И была предельно серьёзной.

— Что мы опять пропустили? — А это Бернардо. Я на такой вопрос лишь вымученно вздохнул.

А менестрель, словив порцию аплодисментов, завёл новую балладу. Которая началась балладой, но далее пошла быстро-быстро, хотя мотив был сильно медленнее и спокойнее нашей версии (на лютне не играюбт боем).

— За столом сидели мужики и ели. Конюх мясом угощал своих гостей…

«Отлить» Сильвестр вышел через две песни. Которые провёл на иголках, постоянно зыркая на меня и наш стол. Я понимал, что сейчас он будет пытаться улизнуть, и картинно расслабился. От погранцов не уйдёт, парни предупреждены — чего нервничать? Наоборот, слушал песни этого человече, а послушать их стоило.

Чёрный юмор КиШей в текущем мрачном Средневековье зашёл, народ смеялся и гоготал. Единственное что портило — это грёбанная лютня. Я вдруг понял, куда надо в первую очередь прогрессорствовать — надо изобретать гитару! Но блин, вот тут ничего поделать не мог. У меня ни слуха, ни голоса; ни нот не знаю, ни откуда они берутся. Знаю только что там что-то связано с частотой колебаний, но это и все знания физики процесса. Умею брынчать «блатными» аккордами — это да, но кто в шестнадцать-восемнадцать лет из российских мальчишек не учится этой нехитрой науке? Я таких не видел. Вшивенькая гитара по принципу «чтоб не жалко если чё» и шесть стандартных аккордов на все случаи жизни, из которых только F на баррэ. Можно освоить за несколько вечеров и понтоваться потом перед девочками на пьянках. Любая песня на них играется, если захотеть. Но копнуть глубже — отчего, почему, как те же звуки можно издавать с баррэ, на третьем, на пятом ладу? Какие физические основы у деления на лады? Почему первая и шестая струна звучат одинаково, обе «ми», хотя капец как отличаются? И как люди добились понимания всей этой хрени?

Это не те вопросы, которыми ты в детстве задавался. А тут, блин, лютня! От восьми до двадцати четырёх пар струн! И боем, насколько знал Рикардо, а тут ему с графским образованием я доверял, на лютне не играют. Кроме памятной эльфийки Галадриэль, но её лютня была какая-то не такая, и звуки издавала в иной тональности, более мягкие. Эльфийский инструмент, просто напоминающий нашу лютню.

В общем, я расслабился, получал удовольствие, ибо «Металлику» тип играл так, что Хэммет обзавидуется. И когда вышел «на минуточку», картинно глядя на меня оставив инструмент на стуле, лишь кивнул в ответ маякнувшему Сигизмунду. Отрок сидел с торца стола и переглядывался с нашими у входа и у окна — маяковал им. И в отличие от всего зала, я не удивился, когда минут через десять двое моих телохранов внесли в заведение тело менестреля, со связанными за спиной руками и кляпом во рту. Вероятно дёргался, и его приласкали в не особо важное место, например в живот, чтоб не трепал нервы. Ибо в данный момент его тело молча и стоически терпело, не пытаясь мычать и вырваться, хотя именно это я бы на его месте и делал.

Таверна от такой картины Репина «Приплыли» притихла. Отроки, один держа менестреля под мышки, один за ноги, в тишине пронесли ценный груз через весь зал, поставили рядом с нашим столиком, и, после того, как я кивнул на пустующее место напротив, посадили гостя, встав у него за плечами — для демонстрации, что не надо делать резких движений.

— Развяжите сеньора, — попросил я. — И выньте кляп. Он не будет совершать опрометчивых поступков. Правда, сеньор Как Вас Там?

Боковым зрением отметил стоящую на покинутом стуле на сцене лютню. Берни проследил за моим взглядом и тоже удивился. И честно признался:

— Я не думал, что он бросит инструмент. Хорошая лютня стоит немало, а это хорошая лютня.

— И их, хороших, попробуй ещё найди! — добавил его дядька. — Лишь несколько мастеров в Ойкумене такие делают.

Герцоги. Из богатых. Знают, что говорят.

— Жить захочешь — и не так раскорячишься, — философски заметил я, мысленно сбившись, в который раз это произношу. — Это всего лишь инструмент. Который можно купить. А вот жизнь не купишь. Как и свободу.

Сильвестр затрясся.

— Но я не церковь, — успокоил я его, ибо это нехорошо, начинать знакомство с угроз. — И не работаю на тайную службу Карлоса Сертория. — Удивлённые глаза и музыканта, и Берни с дядькой. — А потому, zeml'ak, davay prosto poznakomims'a. Ya Roma. Iz pod Vologdы. A tы otkuda budesh?

Реакция менестреля оказалась странной. Он поднял на меня изумлённые непонимающие глаза… Затем зырк-зырк — испуганно посмотрел в разные стороны, как бы ища возможности сбежать. Но такой возможности не было. Мы — вооружённые благородные, маленькая армия, с нами связываться дураков нет — даже городская стража трижды подумает, стоит ли лезть с учётом, что мы никого не убиваем.

— Zemelya! Alё! — Я уже понял, что ошибся. Это не земляк. Он знает песни, но лишь ЗНАЕТ их. Однако в душе тешил себя надеждой — а вдруг! — Ya Roma, Cherepovets. A tы otkuda?