А потом, когда его язык все еще мечется над моим пульсирующим клитором, он вводит в меня два пальца, изгибая их, когда начинает наступать. Я крепко сжимаю их, так близко к тому, чтобы умолять его о члене, когда чувствую, как оргазм нарастает снова, от базового уровня удовольствия, которое заставляет меня дрожать, пока он работает пальцами внутри меня и ритмично проводит языком по моему клитору. Я представляю, как хорошо он будет чувствоваться внутри меня, как хорош будет этот пирсинг, и мне приходится впиваться зубами в нижнюю губу, чтобы не умолять его об этом.

Как и позволить ему поцеловать меня, так и позволить ему трахнуть меня было бы слишком большим шагом. Мы и так зашли дальше, чем следовало, но я не могла больше сопротивляться. Я думала, что это всего лишь небольшое удовольствие, а теперь…

Еще один всплеск ощущений прокатывается по мне, вырывая меня из раздумий, заставляя выкрикнуть его имя, когда он добавляет третий палец, а его рот снова затягивается на моем клиторе. Я не знаю, сколько еще смогу выдержать, и не осознаю, что сказала это вслух, пока не слышу томный смешок Финна на моей набухшей, чувствительной плоти и не вижу, как его голубые глаза закатываются, чтобы снова встретиться с моими.

— Ты получишь столько оргазмов, сколько я захочу тебе подарить, девочка. А потом наступит твоя очередь. В конце концов, я выкупил всю ночь.

И следующую, и следующую. Он и тогда вернется? Я знаю, что должна сказать ему, чтобы он этого не делал. Три таких ночи могут оказаться больше, чем я смогу вынести, не умоляя его о вещах, которые только втянут нас обоих в неприятности, из которых мы не сможем выбраться… Даже сейчас это звучит не так плохо, как должно быть, не тогда, когда эти три пальца работают внутри меня в тандеме с трепещущим языком Финна и сосущими губами отправляют меня в очередной бурный кульминационный момент. Мое тело бьется и извивается в наручниках, и я чувствую, как мои губы пытаются произнести слова: я кончаю, о боже, черт, я снова кончаю, но на самом деле я не могу ничего из этого сказать. Я не могу набрать достаточно воздуха, чтобы говорить, слова захлебываются в моем горле, когда я кричу, все мое тело пульсирует от удовольствия, которое кажется слишком глубоким и всепоглощающим, чтобы быть реальным.

Но это так. И оно не прекращается. Его лицо зарыто между моих ног, и его борода, должно быть, насквозь пропитана моим возбуждением. Он продолжает лизать, сосать, четвертый палец проникает в меня и дает мне понять, как хорошо было бы почувствовать, если бы вместо него меня растягивал его огромный член, глубоко и сильно вдавливаясь в мою намокшую плоть, словно он все еще голоден по мне.

Я уже и забыла, каково это — быть поглощенной вот так. На самом деле я не уверена, что когда-либо чувствовала такое… как оргазмы начинают перетекать друг в друга, пока я не вздрагиваю, дрожу и стону, а удовольствие накатывает волной, не захлестывая и не разрушая меня. Глаза закатились, бедра дрожат, клитор набух и стал таким чувствительным, что каждое касание языка Финна ввергает меня в новый пароксизм блаженства, и я не могу перестать стонать.

Где-то среди всего этого, когда его пальцы снова вонзаются в меня, и я вскрикиваю, мне удается вымолвить, что я больше не могу.

— Это слишком, пожалуйста…

На мгновение мне кажется, что он не остановится, пока я не скажу свое стоп-слово, но еще одно медленное изгибание пальцев внутри меня и томительный взмах языком по моему клитору, и Финн отступает, опускается на колени и смотрит на мое дрожащее тело с тем, что можно назвать полным удовлетворением.

Он выглядит чертовски великолепно, стоя на коленях обнаженным и все еще твердым, его борода мокрая от моего возбуждения, а губы блестят. Если бы я поцеловала его прямо сейчас, то почувствовала бы вкус себя на его губах. От этой мысли я снова и снова сжимаюсь от потребности, мой взгляд скользит вниз, туда, где его член почти касается пупка, пирсинг мелькает на головке и вершине его ствола, заставляя меня умолять о том, чего я не должна была делать. Если бы он провел этим по моему клитору прямо сейчас…

— Моя очередь, — хрипло шепчу я, не успев сказать то, что не должна, и Финн ухмыляется, грациозно поднимается, подходит ко мне и расстегивает наручники.

— Я человек слова, — грубо говорит он, отступая назад. — Скажи мне, где ты хочешь меня видеть, девочка.

— Туда. — Мой голос звучит более неуверенно, чем мне хотелось бы, когда я киваю в сторону креста Святого Андрея, и Финн ухмыляется.

— Я, конечно, плохой католик, но мне кажется, что это очень грязно.

— Так и должно быть. — Я одариваю его дьявольской улыбкой, жестом показывая, как я сажусь, давая себе время, чтобы не рисковать, что мои колени уйдут из-под ног. — Я хочу, чтобы ты лежал лицом вперед. Спиной к нему.

— Да, мэм. — Финн подмигивает мне и направляется к аппарату, а я делаю глубокий, медленный вдох, стараясь, чтобы ноги не дрожали, встаю и смотрю, как он выполняет мои указания в точности.

Похоже, он человек слова.

Он прислонился спиной к Х-образному кресту, прижался к нему, его член заметно пульсирует. Я медленно подхожу к нему, наблюдая, как его взгляд скользит по мне, наслаждаясь мыслью о том, что я собираюсь с ним сделать. Он мучил меня, но я могу сделать еще лучше.

После этого он, скорее всего, не вернется, думаю я и чувствую легкое сожаление. Но именно это мне и нужно. Мне нужно, чтобы это было как можно дальше от всего личного, от того, что я могу почувствовать. Мне нужно, чтобы это было не более чем то, что я сделаю для клиента, и лучший способ напомнить ему о его месте, заставить его отвлечься от своих желаний, это оставить его разочарованным.

Я надеваю наручники на запястья и лодыжки, стараясь не задеть его член. Финн дышит неглубоко, каждый мускул напряжен, и когда я отступаю назад, то вижу, как его рот дергается в ухмылке.

— Я думал, это меня возбудит, девочка, но, кажется,