Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павел посмотрел на сумрачного, как темнота, императора. И прекрасно понимал его — погиб в бою вице-адмирал Памбург, что с отрядом из трех линейных 72-х пушечных кораблей и двух 16-ти пушечных шняв был атакован в Наваринской бухте венецианской эскадрой из семи трехмачтовых кораблей, на каждом из которых стояло не меньше полусотни пушек. Причем все они были новенькие, скопированы с русских почти в точности, вот только короткоствольные орудия уступали в дальности стрельбы единорогам. Однако свалка вышла знатная — два неприятельских корабля были сожжены «греческим огнем», один вынесло на берег полной развалиной, трое удрали в побитом виде, а седьмой византийцы взяли на абордаж.
Одновременно три десятка венецианских галер напали на русские, которых было на семь меньше чем у противника, но куда лучше вооруженных. Так что потопив полудюжину вражеских галер и взяв две галеры на абордаж, и потеряв три своих, византийцы одержали очередную победу.
Так что пресловутый «первый блин» у итальянцев вышел комом — флот под флагом «Республики святого Марка» потерпел поражение. Но это был тревожный звонок — огромное преимущество в вооружение стало сокращаться, и когда, а не если, венецианцы начнут отливать качественные единороги и карронады, наступит равновесие — качество перестанет играть свою роль, а в количественном соревновании превосходство будет на стороне восточной империи, а не торговой республики.
— Что будем делать, мастер?!
— Гибель вице-адмирала Памбурга случайность, одна из тех, которые неизбежны на море. Но свое дело он выполнил хорошо и одержал победу. Не зря погиб, славу приобрел, — Павел вспомнил, что Памбург в том времени, после плавания в Константинополь, через два года пьяным погиб на дуэли — его пронзил шпагой генерал Ламберт. Это тогда взбесило Петра, и он издал указ, по которому и дуэлянтов, и секундантов придавали за дуэли. И мотивировка была простой — за дуэли в России смерть. Хотите драться — покидайте царскую службу и уезжайте за рубеж — там и тыкайтесь шпагами сколько хотите, а тут «государеву службу» правите.
— В строй у нас входят новые линейные корабли, где пудовые орудия составляют четверть стволов. Если качественно строить по полдесятка кораблей в год, даже по три штуки, то при сроке службы в пятнадцать лет, у тебя будет громадный флот. Ему не будет равных, даже если Венеция объединятся с Генуей, не построят они столько. Кастильцев можно не считать, алжирские пираты, даже если не станут нашими союзниками, то все равно будут итальянцам кровными врагами.
— Может, следует начинать отливать твои бомбические пушки? Это же кошмарная жуть, видел я ее на испытаниях!
— Ни в коем случае, Петр Алексеевич — гонка вооружений никогда и никого до добра не доводила. Время этим пушкам придет через столетие, а то пройдет два века, тогда наши потомки извлекут на божий свет эту «домашнюю заготовку». Оставь им ее, ученик, поверь, что она пригодится в свое время, сейчас ускорять технический прогресс не стоит. Потому мы отказались от миноносцев — для них сейчас нет достойных целей.
— Да понимаю, просто за Памбурга отомстить хочется!
— Так перекрой Венеции торговлю — блокируй пролив от «каблука сапога» до Корфу, шнявы и галеры пусть отлавливают «купцов» везде, где только возможно. И через полгода дож сам начнет просить тебя о мире и справедливой торговле — куда им деваться?!
— Ты прав, мастер — мы им не мальчики для битья, как сам любишь говорить. Адмирал Крюйс рвется в драку, хоть старый стал…
— Да какой он старый — это с меня уже песок сыплется, а ему еще шестидесяти нет. Тебе вообще сорок пять — бодр и свеж! Таким будь — «сражения с Бахусом» до добра никого не доведут, время и так мало в жизни отпущено, чтобы на пьянки и баб его спускать!
Павел с улыбкой посмотрел на Петра — в этом мире он, став императором на пятнадцать лет раньше, совершенно изменил образ жизни. Прекрасный семьянин, три сына, достойные продолжатели его дел — ведь он их сам многому учил как в Лицее, так и мастерских. Припадки у царя совершенно прекратились, гнев прорывался редко, всегда улыбался и был очень деятелен. И рассудочен — решения Петр Алексеевич никогда не принимал импульсивно, все обдумывал и советовался. А еще у императора две дочери-красавицы, в мать пошли. И старшая Мария уже обручена с его первенцем Петром — это навсегда сблизит его семью с царской фамилией. Да и хранить так секреты будет сподручнее — наследник всерьез занимался науками, а он сам старался отдать ему все знания, которыми обладал.
— И то верно, мастер. Ты отдыхай побольше — дел у нас много!
— Это у тебя дела, а я доживаю — Головина старшего и Ромодановского пережил, хотя постарше их возрастом.
— Не прибедняйся — Яков Долгоруков тебя постарше будет, но до сих пор многих в воровстве уличает и на суд выводит, — усмехнулся Петр, и бережно похлопал Павла по плечу — рука у него была тяжелая, как у всякого кузнеца, что в юности орудовал тяжелым молотом.
— К тому же у тебя жена лекарь от бога, такие отвары готовит, что любую хворь из тела прогоняют.
— Что верно, то верно, люблю я ее. Примерно как ты новшества, ученик. Подавай тебе еще паровую машину для паровоза и парохода.
— Машина сия нужна — но не ко времени — тут ты прав. Через столетие потомкам нашим пригодится, а сейчас и конки хватит. Только крупных рыцарских коней закупили мало, самим разводить нужно.
— Надо, конные заводы для того и создали. А конки строй — они в любое время года работать могут, когда даже грязь везде по колено стоит. Не думал, что из чугуна такие безделицы как рельсы отливать можно, и на шпалы укладывать. Ты прав оказался — железную руду, уголь и прочее перевозить стало намного сподручнее, можно и ночами, лампы твои путь хорошо освещают, лошади тянут вполне бодро.
— Так все на будущее, государь — вначале отдельные ветки конки проложим, потом линию дальше потянем, ямские станции поставим со сменами коней, всю инфраструктуру для будущих паровозов заблаговременно построим. А как придет время, потомки паровозы и начнут делать. А железа и чугуна нам надолго хватит — запасов руды и кокса немерено, не по пять миллионов пудов можно плавить, а