Я с трудом улыбнулась, но он в ужасе отступил назад. „Сьюзен“, — сказал он, а потом повернулся и убежал, а я смотрела ему вслед».

— Синий свет, Стефан, — подсказал Денни, и воцарилась полная тишина, когда лицо Бэбс осветил жутковатый синий свет.

Кейт опустила камеру, и Денни сказал:

— Ну что же, я думаю, получилось очень эффектно.

Бэбс соскочила с табурета.

— Мы можем это посмотреть? — спросила она.

Все столпились вокруг монитора, чтобы посмотреть, какой получился фильм. Денни был мастером своего дела. Задний свет создал тени вокруг головы Бэбс, как будто она рассказывала, сидя со свечой, а синий свет изменил ее черты и цвет лица.

— Я тут выгляжу мертвой, — заметила Бэбс, и Денни объяснил, что такой и была идея.

— Не забывайте, что все эти люди умерли от чумы, — напомнил он. — А теперь мы запишем песню для саунд-трека, и я покажу, как избавиться от сопутствующих шумов.

Он придвинул микрофон еще ближе к Бэбс, и она начала петь:

Над ней белоснежная роза цветет,

Над ним — темно-красный шиповник.

У Бэбс был хороший, немного хрипловатый голос, а акустика в церкви была превосходная. Печальная мелодия звучала, трогая сердце.

Щемящее, жутковатое чувство исчезло, когда Кейт сосредоточилась на съемке фильма, но когда запела Бэбс, оно вернулось с новой силой.

Когда она допела, Денни показал им, каким образом дополнительный микрофон помогает избавиться от лишних шумов в ходе процесса, который он назвал «изменением фазы», и они снова прослушали песню — уже без «фона».

— Ну, как я тебе? — шепотом спросила Бэбс, и Кейт показала большой палец.

— Теперь нам надо кое-что подредактировать, — сказал Денни, обращаясь к Бэбс. — И добавить саундтрек. Завтра будем продолжать съемку. Пожалуй, на сегодня все. Хорошо поработали.

Наконец-то освободившись, Кейт поспешила вниз по лестнице.

— Это будет просто потрясно! — сказала Бэбс, догнав ее. — Не могу дождаться!

— Это будет просто потрясно, — передразнила ее Лорна, проходившая мимо с Даниеллой. — Она не может дождаться.

— Эй, Лорна! Как это тебе удается наложить такой толстый слой косметики на свою физиономию? — спросила Бэбс.

Кейт улыбнулась про себя, когда они вышли из собора.

— Ты ужасно выглядишь, — сказала Бэбс.

— Спасибо.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Кейт чихнула. По-видимому, она простудилась.

— Я плохо спала, — ответила она.

Бэбс взяла ее под руку, и в кои-то веки Кейт не выдернула руку.

— Тебе бы надо собой заняться, дорогуша, — посоветовала Бэбс. — Почему бы не зайти ко мне?

Кейт заколебалась.

— Не знаю, — сказала она. — Мне нужно кое-что сделать дома.

— Что именно?

«Ждать, когда отец вернется домой», — подумала Кейт.

— Ты теперь никогда ко мне не заходишь, — посетовала Бэбс.

Это правда, подумала Кейт. И она также не приглашала Бэбс к себе. Похоже, ее жизнь стала слишком сложной.

— Ты не пойдешь по магазинам? — спросила Бэбс.

Они слились с потоком людей. Кейт покачала головой. У нее не было денег на покупки. Они направились к лужайке, поросшей травой, перед станцией метро «Виктория».

Карен сказала, что в 1605 году весь Манчестер был чуть больше, чем этот пятачок. Тогда тут была рыночная площадь, здание суда, а на улице Лонг Миллгейт, проходившей возле школы, было полно таверн. Теперь этот район благоустроили, здесь разбили парк, поставили каменные скамьи, устроили фонтан. На одной скамье обнималась парочка, на другой группа студентов распивала пиво, на третьей мать кормила сына сандвичем. Солнце, стоявшее низко над горизонтом, слепило. Свет был какой-то хрустальный, и предметы казались от этого нереальными. Кейт прищурилась и увидела женщину в синем одеяле, торопливой походкой проходившую мимо таблички с надписью «Лонг Миллгейт».

— Ой! — вскрикнула Кейт и бросилась вслед за женщиной, перепрыгнув через каменную скамью, — к изумлению парочки, обнимавшейся на ней.

— Подожди меня! — закричала ей вслед Бэбс, но Кейт не остановилась.

Как раз в тот момент, когда она поравнялась с табличкой, — женщина по-прежнему была впереди нее, — вся эта сцена как будто внезапно исчезла…

Кейт окинула взглядом ситценабивную фабрику, Урбис и станцию метро «Виктория», но женщины нигде не было.

— Что случилось? — спросила запыхавшаяся Бэбс, которая наконец догнала ее.

— Ты видела ту женщину? — спросила Кейт, снова щурясь от ослепительного солнечного света.

— Вообще-то здесь около тысячи женщин, — сердито ответила Бэбс. — Ты не могла бы поконкретнее?

— Она закутана в синее одеяло, — сказала Кейт. — Длинные рыжие волосы…

Ее голос замер, когда она поняла, что Бэбс понятия не имеет, о чем идет речь. «Может быть, я схожу с ума», — подумала она, и на горле у нее начала пульсировать жилка.

— Похоже, это какая-то бродяжка, — сказала Бэбс. — Какое тебе до нее дело?

Кейт, ничего не ответив, откинула волосы с лица. Она вспомнила, что вокруг женщины было не солнечно, а темно. Она бы могла поклясться, что видела снежинки.

— Ты подтверждаешь правило, подруга, — заявила Бэбс, беря ее под руку. — Люди всегда считают, что брюнетки хорошо бегают.

Это было больное место Бэбс, которая не понимала, с какой стати кому-то хочется побегать.

— А как насчет тебя, Джей-Ло?[8]— машинально осведомилась Кейт.

Бэбс вела ее обратно, к магазинам Треугольника. Они шутливо пикировались, как обычно, всю дорогу до автобусной остановки Кейт, и той показалось, что Бэбс хочет поехать к ней в гости. Но Кейт отделалась от нее, пообещав завтра вместе походить по магазинам. Потом подошел автобус, и Кейт села в него, и как только подруга скрылась из виду, ею вновь овладела тревога.

Почему она продолжает видеть эту женщину, и кто она вообще такая?

Октябрь 1604 года

Саймону было очень холодно. Холод проникал сквозь шерстяную одежду, и болело в груди, когда он делал вдох. Из носа потекло. Он не знал, что делать. Единственное, куда еще могла отправиться его мать, — это на рынок за припасами. Немного поколебавшись и от беспокойства перепрыгивая с ноги на ногу, он в конце концов поспешил по Смити-дор к рыночной площади. Там было полно женщин, но среди них не было его матери. Ветер развевал их длинные юбки. Саймон в ожидании стоял у водокачки.