Снова громкое рыдание, хотя глаза мальчика оставались сухими. Настоятель слегка сжал пальцами голову мальчика, словно пытаясь вытянуть из нее его историю.

— Ты кому-нибудь говорил?

Но он знал ответ на этот вопрос. Мальчик пришел сюда, к нему.

— Ты пришел сюда, — медленно, с большим усилием выговорил настоятель, — ко мне. Почему?

Мальчик снова протянул свою грязную руку, и настоятель поморщился, когда она коснулась его лица.

— Верните ее, — прошептал он.

Ему пришлось трижды повторить эти слова, прежде чем настоятель понял.

— Вернуть ее? — переспросил он, глядя на Саймона. — Оживить?

Мальчик кивнул.

Настоятель мысленно застонал. Вот что значит его репутация. Он протянул дрожащую руку и, ухватившись за деревянную скамью, поднялся вместе с мальчиком. Он уселся на нее, и мальчик устроился рядом, не сводя с него серьезного взгляда.

Настоятель покачал головой. Он чувствовал, что изможден и сломлен. Именно этого и хочет Келли, подумал он внезапно. Некромантии. Но это не для него.

— Я не могу воскрешать мертвецов, мальчик, — сказал он и подумал, что если бы мог, то не сидел бы сейчас в этой тихой заводи.

Но мальчик смотрел на него, словно не понимая.

— Послушай, — принялся объяснять настоятель. — Мертвые — они ушли. Отправились в свое последнее путешествие. С перевозчиком душ, Хароном. По реке Стикс. В Гадес, подземное царство. — Сейчас он стал многословен, пытаясь подыскать слова, которые бы понял мальчик. — На Небеса. В рай, — добавил он. — Или в ад. Они не возвращаются.

Внезапно перед ним возникло лицо Келли, и он сразу же прогнал его. Мальчик что-то говорил.

— Я — хочу уйти, — говорил он.

— Уйти? — с глупым видом повторил настоятель.

Что имеет в виду этот мальчик?

— Куда уйти? — спросил он, но ребенок лишь смотрел на него с мольбой в глазах, и доктор Ди вдруг понял, о чем он говорит. Его сердце забилось неровно. Он вдруг вспомнил «Божественную комедию» Данте. Данте спускался в ад и вернулся оттуда. Но откуда это известно мальчику?

— Как Данте? — проверил он Саймона, но тот посмотрел на него, не понимая, о чем идет речь.

— Да, — продолжил настоятель, размышляя вслух. — Как Данте. Орфей. Персефона. Но это же всего лишь истории. Это лишь книги.

Произнося эти слова, он чувствовал, как труд всей его жизни легко рассыпается прямо у него на глазах в прах.

— Всего лишь книги, — повторил он и с изумлением обнаружил, что ему все равно.

Но мальчик снова вцепился в его плащ.

— Пошлите меня, — молил он, и настоятель похолодел, поняв, о чем он просит.

— Что ты говоришь? — прошептал доктор Ди и нервно огляделся, словно в любую минуту мог появиться кто-нибудь из членов церковной коллегии.

Саймон продолжал теребить его плащ.

— Пошлите меня, — настаивал он.

Настоятель провел рукой по лбу и внезапно ощутил там какое-то давление.

— Успокойся, — сказал он. — Ты сам не знаешь, о чем просишь.

Глаза Саймона, казалось, прожгли его насквозь.

— Я не могу послать тебя, — возразил настоятель. — Как же я тебя пошлю? И как ты вернешься? Никто оттуда не возвращается.

Голову сильно сдавило.

— Послушай, — терпеливо объяснял он. — Мертвые не возвращаются. Я не могу их воскресить. А живые не могут последовать за ними.

«О нет, могут», — произнес голос у него в голове.

Настоятель вздрогнул и продолжил, игнорируя этот голос:

— Что-то случилось с твоей мамой, — сказал он, собираясь с мыслями. — Тебе нужно обращаться не ко мне, а к церковному сторожу.

Мальчик неистово затряс головой.

— Чего ты от меня хочешь?

— Маму, — ответил мальчик.

Вот так просто.

Настоятель недоверчиво взглянул на него.

— Ты просишь меня убить тебя?

Большие темные глаза мальчика продолжали прожигать его насквозь. Тысячи мыслей, слов и объяснений роились в мозгу настоятеля. Он начал было говорить, но осекся, потом снова попытался.

— Я не могу тебе помочь, — сказал он. Объяснять было бесполезно. — Я такое не сделаю. Я не убийца, мальчик. — Он слегка повысил голос от обиды на несправедливость тех, кто порочил его. — Я не убийца, — повторил он, — и я не понимаю тайны жизни и смерти.

Ну, вот, слово и сказано. Простая истина, заключающаяся в том, что труд всей его жизни был ни к чему.

— Я не знаю, где твоя мать сейчас, после смерти, и не могу послать тебя к ней. Я не знаю, как это сделать. Я ничем не могу помочь.

«О нет, старина, можешь», — сказал голос.

Доктор Ди вдруг закричал:

— Убирайся!

Его голос подхватило эхо в церкви. Мальчик вздрогнул от этого шума, но не сводил глаз с настоятеля. Словно он знал.

— Я видел его, — сказал он. — Того человека — в вашей комнате.

Вне себя от ужаса настоятель вспомнил, что Саймон видел Келли.

— Он заберет меня, — сказал мальчик.

Настоятель задохнулся, словно из него выкачали весь воздух. И одновременно в глазах у него потемнело, вокруг закружились тени. Он прижал к ним руки и увидел мерцающие огоньки. Ему показалось, что сейчас он или потеряет сознание, или с воплями ринется из церкви. Но потом он понял, что должен сохранять спокойствие.

— Я не хочу иметь с ним ничего общего, — заявил он.

«Ну что же, очень мило, — сказал Дух. — И это вся твоя благодарность?»

Настоятель медленно поднял лицо. Он не станет отвечать. И не станет оглядываться, чтобы чего-нибудь не увидеть. Ему нужно подумать. Члены церковной коллегии, вспомнил он. Они скоро придут в церковь.

— Ты не можешь здесь оставаться, — сказал настоятель, размышляя вслух.

Но куда же пойти этому мальчику? Только не к нему в комнату. У него и так уже Кит. Как это будет выглядеть, если члены коллегии обнаружат обоих учеников у него в комнате?

И вдруг настоятель вспомнил о потайном месте в церкви. Склеп. Он вздрогнул. Не самое приятное место, чтобы скрыться, но, быть может, это отобьет у мальчика охоту следовать за мертвыми. И даст время настоятелю подумать.

— Кто-то идет, — сказал он. — Тебе надо спрятаться.

Опасаясь, как бы не столкнуться с Келли, настоятель встал и покинул придел Богородицы, направляясь к главному алтарю. Он не оборачивался и не смотрел по сторонам.

— Тут есть потайная комната — вот здесь, — сказал настоятель, отыскав железное кольцо, вделанное в пол. Он заставил себя оглядеться. И с облегчением убедился, что видит только Саймона. — Это склеп. Мне жаль, но это лучшее, что я могу предложить. Ты ел? Если ты подождешь меня там, внизу, я принесу тебе поесть. Ты понимаешь?