В XIX веке понятие детства связывалось одновременно и с идеей чистоты, и с идеей постепенной порчи. В Англии образ невинного ребенка проявился в культе маленькой девочки без пушка на лобке или в «Маленьком лорде Фаунтлерое»(1886) Фрэнсис Ходжсон Бернетт. Их противоположность — порочный ребенок, вызывающий у себя поллюции. Он заболевает, и на коже у него проступают стигматы. Термин «стигмат» в конкретном смысле был введен Шарко. Однако за ним стоял образ «стигматов дьявола» былых времен, которые появлялись на теле ведьм там, где к ним прикоснулся дьявол. Они как бы извращали священные раны Христа. Беспорядок во внутреннем мире выступал на теле. Знаменитый медицинский журнал «Ланцет» опубликовал 20 января 1904 года статью с иллюстрацией, на которой демонстрировалась поврежденная кожа истеричного ребенка[342]. Врачи одержимы идеей опасности «повторяющихся прикосновений», но они разделяют степень опасности для разных полов. По отношению к девочкам врачи удовлетворяются простым указанием на то, что мастурбация может привести к преждевременной дефлорации, что с моральной точки зрения рассматривается как «увядание». «Длительная привычка к одинокому наслаждению привела ее половые органы к увяданию», — так написано в протоколе медицинского освидетельствования на суде в Мезе в 1876 году. Речь шла о дочери газовщика из Линьи. У мальчиков, в глазах врачей, сама по себе склонность к мастурбации свидетельствует об отклонениях в развитии, чуть ли не о психическом расстройстве. На состоявшемся в Париже в 1876 году судебном процессе над педофилом эксперт заявил, что подсудимый, вероятно, дошел до такого преступления, потому что «склонность к половым извращениям появилась у него в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет. Он активно занимался онанизмом до шестнадцати лет». Судейские чиновники охотно принимают подобную аргументацию.

Если среди буржуазии мастурбация единодушно осуждалась, то среди простого народа все было не так однозначно. Подростки и молодые холостяки в ожидании брака могли предаваться этой привычке без особого осуждения. Требовалось лишь не выставлять свое занятие напоказ. Если дети прилюдно трогали свое тело, хотя бы просто чесались, родители ругали их. Эксгибиционизм еще не рассматривался как психическое расстройство, но те, кто занимался этим, вызывали недовольство коллектива, так как нарушали принятые нормы стыдливости. Ну а если муж мастурбировал на глазах супруги, она считала себя глубоко оскорбленной и как бы отброшенной за ненадобностью[343].

Борьба с мастурбацией становится тем более ожесточенной, чем менее она эффективна. Девочки и мальчики из всех социальных слоев предаются этому занятию без какого-либо чувства вины и не стесняются отвечать перед судом на поставленные вопросы. В Аржантее в 1873 году судья предложил девочке десяти лет, дочери состоятельных земледельцев, рассказать «о своих привычках». Она ответила, что среди ее приятельниц многие занимаются тем же самым, а ее научил этому дядя. В 1891 году в Авиньоне на суде допрашивали крестьянку примерно того же возраста, каким образом она потеряла девственность. В ответ судья услышал: «Я сделала это сама, когда была маленькой. Я часто засовывала себе в половые органы палец, а однажды попробовала морковку, но мне стало больно». Флобер рассказывает о коллективных играх в туалете в коллеже, где мальчики курили и «дрочили». Некоторые исследователи предполагают, что литература, обличающая подобные извращения, на самом деле составляет особый жанр, цель которого — «сексуальная стимуляция читателя»[344]. То есть это что-то вроде «книг, которые держат только в одной руке». Гипотеза выглядит натянутой, если говорить о намерениях авторов. Но если мы обратимся к свидетельствам читателей, то окажется, что со времен Старого порядка медицинские трактаты часто читались как раз для того, чтобы узнать о запрещенных сексуальных способах получить удовольствие. Для того чтобы помочь супружеской паре зачать ребенка, медицинские трактаты часто подробно перечисляют неблагоприятные позиции. Так, например, в «Главном сочинении Аристотеля» мужчине не советуют после соития слишком быстро отодвигаться, а женщине рекомендуется некоторое время не шевелиться и даже не чихать. Нетрудно догадаться, как использовать эти советы в целях контрацепции[345]. Парадоксально, но медицинские трактаты — чуть ли не единственные разрешенные произведения, из которых можно узнать, что такое плотское наслаждение.

Борьба с мастурбацией вызвана страхом растраты спермы. В ней сказались и страх перед телом, и болезненный интерес ко всему, что находится под кожей. Многие увидели там испорченность и смерть. Сексуальность ассоциируется с нравственным и физическим упадком. На виньетке к изданию французского перевода произведения Фракасторо «Сифилис. Поэма в двух песнях» (перевод вышел в 1840 году, переводчик — Огюст Бартелеми) изображен молодой человек, сидящий на коленях у модно одетой красивой дамы. Она протягивает к нему одну руку, а другой снимает с себя маску женщины, за которой прячется ее подлинное лицо — лицо Смерти. В 1888 году в Лондоне Джек-Потрошитель убивал уличных проституток. Полиция могла показать публике лишь рисунки жертв, настолько были обезображены сами лица. Иногда у трупов был выпотрошены кишки или отрезаны груди, причем так ловко, что возникло предположение, что неизвестный убийца не чужд медицине[346].

Никогда еще тесная связь смерти и секса не проявлялась с такой силой, как при переходе из сферы греха в сферу болезненной буржуазной эротики. К 1900 году в понятии «любовная страсть» сплетаются разврат, наслаждение и смерть, и это происходит и в жизни, и в искусстве, и в порнографической литературе. Первая женщина-вамп, Мюзидора из фильма «Вампиры» (1915–1916) Луи Фейада, стала наследницей женщин-извращенок, которые одним мановением руки доводят мужчину до полного истощения. В фильме она буквально высасывала из них кровь. В порнографическом сочинении «Госпожа и раб» (1903) описывается, как уличная девка Анна убивает Жоржа, доводя его до семяизвержения «способами настолько разнообразными, что они повергают в замешательство». «Нитка жемчуга», подписанная именем Жорж Лесбос, представляет читателю некую графиню, которая довела до смерти одного «солидного клиента»: она «убила его энергию, высосала его мужскую силу до мозга костей»[347].