class="p">Но у меня никогда не получалось. Особенно когда она играет на этом чертовом пианино.

Каденс.

Рыжая.

Брамс.

Моя ахиллесова пята.

— Есть бремя, от которого не отказываешься, даже если это означает утонуть. — Я провожу пальцем по ее лицу. — Музыка для меня именно такая. Это груз, за который я держусь, потому что альтернатива — пустота.

Ее глаза закрываются, когда я скольжу рукой по ее ноге и обхватываю за талию.

— Неужели быть пустым так страшно?

Вместо ответа я обхватываю ее вторую ногу вокруг своей талии, пока она не обвивается вокруг меня, как мох на колонне из слоновой кости.

Ее взгляд затуманен, но она борется с этим, глаза лениво скользят по телефону, как будто она не может вспомнить, почему это важно, только то, что это важно.

Я опускаю лицо ближе, мои губы нависают над ее губами. В последнюю секунду она отстраняется.

— М...мелководье.

Я вспыхиваю. Даже сейчас она все еще думает о том, что может у меня отнять.

Улыбка, которую я ей дарю, жестока.

— Плавай там, если хочешь.

Ее пальцы сжимаются вокруг моей шеи. Ее сердце колотится о мое.

Я держу свое лицо над ее лицом и смотрю на нее. Осмеливаясь отпустить меня.

Но она не отпускает.

Она не может.

Она в ловушке.

В воздухе витает тот же жаркий магнетизм, что и в театре.

— Тебе не надоело бороться со мной, Датч? — Шепчет она, опуская глаза к моему рту.

Мне требуется усилие, чтобы не расплыться в улыбке. Она пытается соблазнить меня, чтобы я сделал то, что она хочет.

На кратчайшее мгновение я думаю о том, чтобы поддаться. Я думаю о том, чтобы вальсировать прямо в зоне видимости ее телефона, притвориться, что ничего не заметил, и устроить Джинкс шоу, которого она, вероятно, требовала.

Каденс нежно целует меня. Ее рот горячий на фоне моего. Мягче шелка. Убедительный аргумент.

Я обнимаю ее за спину, притягивая ближе.

Она отталкивается, ее глаза темно-жидкие.

— Мне кое-что интересно.

— Что?

Я рычу. Сейчас у меня нет настроения разговаривать.

— Почему это должна быть я?

Я держу ее глаза в заложниках.

— Что, черт возьми, это значит?

— Есть куча девушек, которые с радостью отдадут тебе свою V-карту. Черт, они бы выстроились в очередь и ждали своей очереди. Зачем выбирать меня, если я тебя не хочу?

— Ты все еще не понял, да? — Я рычу, в моей крови кипит все злобное, сексуальное и ненасытное. — Хочешь ты меня или нет, не имеет значения. В любом случае, ты принадлежишь мне.

Ее брови напрягаются.

Хватит болтать.

Я прижимаюсь к ее рту и провожу пальцами по внутренней стороне ее бедра. Вода хлещет по моей руке, пытаясь оттолкнуть меня, но я преодолеваю ее, поглаживая шелковистую плоть, приближаясь все ближе и ближе, пока...

вот.

Я погружаюсь в нее.

Она задыхается, и я сглатываю, ощущая землистый вкус бассейна, смешанный со сладким медом из ее рта.

Мы можем оказаться в чертовом джакузи от всего того жара, что бурлит вокруг нас.

Она так сильно дрожит, что мне приходится прижимать ее к стенке бассейна, чтобы сохранить темп. Каденс вцепилась в мои плечи, спина выгнута дугой, рот открыт. Чертовски сексуальная.

— Посмотри на меня, Каденс. — Требую я.

Ее глаза распахиваются.

Я продолжаю ласкать ее, а она не сводит с меня глаз и в этот раз.

Мое тело протестует, так сильно желая ворваться в нее полностью и взять все, что я хочу, но вид Каденс Купер с открытым ртом и выражением лица, искаженным неистовым наслаждением, — это чертова поэзия. И пока что этого достаточно.

Я продолжаю дразнить ее, даже когда она вскрикивает, глядя ей прямо в лицо, пока эти шоколадные глаза снова не открываются и не видят меня.

Узнай меня.

Узнай правду.

Ты принадлежишь мне.

Гнев быстро вспыхивает в ее лице, но она не может контролировать свое удовольствие. А я контролирую. Это тоже принадлежит мне.

Я целую ее, когда она открывает рот, словно хочет заговорить со мной в ответ.

А потом я обнимаю ее.

Весь мир может рухнуть, а я и не замечу.

Это ее урок, и все же именно я чувствую себя вымотанным. Жгучая боль разрывается, как плеть, требуя от нее большего, требуя, чтобы я приблизился к тому, что заставляет меня чувствовать себя таким живым.

Я целую ее шею, а затем смотрю на нее, наблюдая, как поднимается и опускается ее грудь, когда она переводит дыхание.

— Ты бы хотела повторить все это на камеру? — Спрашиваю я, мой голос глубокий и низкий, в нем звучит безумная одержимость, которая начинает вырываться из клетки.

У нее вялые конечности, волосы распущены и лежат на лице, глаза горят желанием и отвращением. Такой взгляд говорит о том, что она ненавидит то, как сильно ей это понравилось. А может, она ненавидит то, что это я сделал с ней.

На секунду на ее лице появляется замешательство. А потом до нее доходит.

Ее гнев вырывается на поверхность, и она толкает меня, опуская ноги еще ниже в воду и хватаясь за край бассейна, когда я отпускаю ее.

— Ты ублюдок. — Шипит она.

Я смотрю, как она выбирается, протестуя против потери своего тепла, даже когда победно ухмыляюсь.

Каденс скрипит зубами, стискивая челюсти. Она нагибается, чтобы схватить платье, впихивает в него ноги и задирает вверх, не заботясь о пуговицах сзади.

Ее тело настолько мокрое, что на пурпурной ткани костюма остались темные пятна.

— Когда ты узнал? — Спрашивает она, отвернув от меня лицо.

Я вылезаю из бассейна.

Ее глаза опускаются на мои боксёры и расширяются, прежде чем вернуться к моему лицу. Она делает шаг назад. Маленький испуганный олененок в присутствии питона.

Мне нужно, чтобы она продолжала меня бояться. Продолжала ненавидеть меня. Я не могу позволить ей узнать, как часто она заставляет меня терять контроль.

Вместо того чтобы ответить на ее вопрос, я подхожу к ее телефону, заканчиваю видео и удаляю его.

— Эй!

Она бросается к телефону.

Я бросаю его обратно на шезлонг и оглядываюсь на нее через плечо.

— Не связывайся с Джинкс. Не заключай никаких сделок. Даже не дыши, пока я тебе не скажу. — Рычу я, все еще борясь со своей потребностью в ней. — В том шкафу есть полотенца. Вытрись, а потом встреть меня на парковке.