Шкипер неуверенно вошел.

— Чего же они не расходятся? — удивленно спросил государь, поглядывая в окошко. — Сказал, что здесь царя нет?

Девицы с интересом посматривали на шкипера. В каюте Петра он стушевался. От властного и решительного человека оставалась только тусклая тень.

— Сказал, Питер, а только они не верят.

— И что же он тебе говорил?

— Что они будут на пристани ждать до тех самых пор, пока не выйдет русский царь.

— Вот как? — удивился царь. — Долго ждать придется. Пока все вино не выпью, на берег не сойду.

— Так что же мне принцу-то передать? — озадаченно спросил шкипер.

— Ничего не говори, — отмахнулся царь. Игриво подмигнув шкиперу, спросил: — Девки нравятся?

— Питер, — смущенно протянул дядька, поглядывая на самую веселую из них, светленькую с большими веснушками. — Боюсь компании помешать.

— Не помешаешь! Выбирай любую, а то нам двоим не справиться.

* * *

Выслушав донесения курьера, курфюрст Фридрих призадумался.

Сказанное всецело соответствовало его представлению о русском царе Петре. В какой-то момент он даже хотел отдать команду, чтобы принц немедленно возвращался, но раздумал. Русский царь был ему нужен. Сам того не ожидая, Питер оказался в клубе европейской политики, и Фридрих не сомневался, что найдется немало желающих перетянуть его за свой стол.

Так что он просто обязан был первым протянуть русскому царю руку дружбы.

Герцог продолжал размышлять. Его соперники и ближайшие соседи неожиданно вырвались вперед. Курфюрст Ганноверский Георг должен вскоре стать преемником королевы на английском престоле, а курфюрст Саксонский метил в короли Польши. Ему не пристало отставать от остальных. Он просто обязан добиваться королевской короны от императора Священной Римской империи Леопольда. И раздобыть ее ему поможет Петер со своим войском.

Так что в Пруссию русского царя привело само провидение.

— Вот что, — после долгого раздумья обронил герцог. — Ждать русского царя до тех самых пор, пока он не объявится. Пусть даже на это потребуется целая неделя.

— Я так и передам принцу, — произнес посыльный, поклонившись.

И, мелко перебирая ногами, попятился к выходу.

* * *

Вино из корзины было выпито в самый полдень. Но как выяснилось, это было только начало веселья, и Петр Алексеевич повелел принести из запасов еще столько же вина.

Еще через два часа, не выдержав убойной дозы, шкипер скатился под стол, и веселье продолжалось уже без него.

В десять часов вечера Петр Алексеевич вышел на палубы глотнуть свежего морского воздуха. Прусские гвардейцы уже прочно обжились на берегу: часть разместилась у костров и о чем-то лениво разговаривала, а другая хлебала из котелков. Третьи, устроившись на поваленном дереве, штопали мундиры.

На русского царя, вышедшего на палубу, едва взглянули. Команды не прозвучало, так чего же зря усердствовать? Кто-то из гвардейцев затянул песню зычным голосом, и ее тотчас подхватили десятка два таких же луженых глоток. Вот так, сидя на пирсе, неплохо было бы прослужить весь рекрутский срок. Однако не дадут! Совсем скоро отцы-командиры погонят на ратные учения рвать казенные мундиры.

Петра качнуло, не то от выпитого вина, не то от набежавшей на берег волны. Уцепившись за борт, Петр Алексеевич громко выругался, привлекая к себе внимание, и вздремнувший было принц не оплошал, громко проорал на всю пристань:

— Гвардейцы, становись!

Немедленно отставив в сторону котелки и отложив нитки, гвардейцы мгновенно построились. Застыли, как если бы вросли в пирс.

Подивился чуду государь: даже не шелохнутся! Это не стрельцы с раздувшимися от непомерного пития животами. Просто загляденье. Едва заметный взмах ладони, и барабаны, оправдывая затянувшейся отдых, оглушили окрестность размеренным боем.

— Ну никуда от вас не деться! — в сердцах воскликнул царь Петр Алексеевич.

Принц сделал вперед несколько шагов, ровно столько, сколько указывал этикет и, обезоруживая русского царя широкой доброжелательной улыбкой, терпеливо принялся ждать.

— Где моя свита, мать вашу! — выругался Петр Алексеевич, не позабыв ответить принцу такой же располагающей улыбкой. — Царь я или рукав от драного кафтана?

— Царь ты, Петр Алексеевич, — нашелся подскочивший Алексашка Меншиков. — А только разве ты не помнишь, что все свое посольство посуху отправил?

— Кто остался? Всех сюда! Негоже мне без сопровождения перед иноземными государями показываться. Что они тогда обо мне подумают!

— Мигом я, государь! — метнулся Алексашка Меншиков в бездонную утробу судна.

Не прошло и двух минут, как на палубу, поддерживая друг друга, вышло два десятка пьяных слуг.

— Откуда ты таких образин понабрал? — не сумел сдержать удивления государь, поглядывая на незавидное сопровождение.

— Других-то не сыскать, — пожал плечами Меншиков. — Это моряки с торгового судна. Обрядил я их в кафтаны и на палубу погнал. Сказал, чтобы подле тебя держались, а уж там я и расплачусь. Бутылку водки каждому обещал!

— Разоришь ты казну, Алексашка, со своими затеями! — заметил государь. Махнув безнадежно рукой, добавил: — Ладно, выстраивай этих нетесаных болванов, как полагается. Да смотри, предупреди, чтобы вперед меня не вышагивали.

Спустившись на берег, на ломаном немецком языке Петр Алексеевич поприветствовал принца, а потом долго мял его щуплые плечи в медвежьем объятии.

Деликатно освободившись от крепкой хватки, принц Голштейн-Бекский сдержанно заметил:

— Курфюрст прусский Фридрих подготовил для вас дом, соответствующий вашему титулу.

— Вот как… На чем же я поеду? Мое посольство посуху топает.

Принц Голштейн-Бекский был воплощением учтивости, хотя крепко побаливали помятые плечи. Не исключено, что русский царь в порыве душевного расположения повредил ему связки. В ближайшее время следует обратиться к придворному лекарю.

Превозмогая боль, принц улыбнулся как можно более радушно:

— Могу для вашего величества предоставить свою карету.

— Ну, коли так… — Повернувшись к денщику, не отстававшему от него ни на шаг, царь скомандовал: — Гони ты в шею этих матросов, сам доберусь!

Отстранив Меншикова, поспешившего взять его под локоток, Петр Алексеевич сел в карету. Свистнула в воздухе плеть, и карета тронулась. Застоявшиеся лошадки весело цокали копытами по брусчатке, а государь, разинув рот, глядел в окошко, чем приводил принца в немалое умиление. Чистые мощеные улицы вызывали непомерное восхищение. Подобного в Москве не встретишь. Жеребец, помахивая длинной гривой, устремился вперед, а широкая расписанная крестами попона, едва не задевая мощеной мостовой, легкой волной развевалась от быстрого бега.