Представьте, что вы в репетиционном зале – ну, сами понимаете, зеркала кругом, фортепиано, толпа людей в черном. Режиссер и хореограф Джером Роббинс и автор текстов Шелдон Харник разрабатывают первый номер мюзикла. Каждый вечер Джерри доводит всех до истерики одним и тем же вопросом: «Так все-таки о чем этот мюзикл?» – на что Шелдон отвечает одно и то же: «Ну, о молочнике по имени Тевье, у него пять дочерей, там еще погром…», но каждый раз Джерри говорит: «Нет, не то! О чем он?» Один и тот же вопрос, один и тот же ответ, снова и снова. И так продолжается несколько дней, пока Шелдон, доведенный до отчаяния, не завопил: «Да ради бога, Джерри, он о ТРАДИЦИИ!» Наконец-то. «ДА, вот оно! Вот ответ! Пиши об этом!» – приказывает Джерри. Стоило ему услышать слово, как он все понял. Теперь историю поймут все на свете – от Лондона до Токио. Номера написаны, хиты родились.

Это великолепная иллюстрация того, как пробиться сквозь словесную пургу к самой сути чего угодно, хоть мюзикла, хоть книги. У Норы Эфрон в книге «Я ненавижу свою шею»[281] есть похожая байка. Она вспоминает, как училась журналистике. Преподаватель дал студентам набор фактов, чтобы они превратили его в лид – вводную часть, затравку материала: «Кеннет Л. Питерс, директор старшей школы Беверли-Хиллз, объявил сегодня, что учителя в четверг уедут в Сакраменто на коллоквиум, посвященный новым методам преподавания». Все студенты гордо предъявили ему свои отточенные фразы, над которыми упорно трудились, и абсолютно все результаты отправились в мусорную корзину, а преподаватель сказал: «Лид у истории вот такой: “В четверг уроков не будет”».

Порой необходимо забыть о случайных деталях и сосредоточиться только на том, что действительно важно. Я поймала себя на том, что часто об этом размышляю, как, наверное, и все, кто связаны с книгами. Сколько раз мне приходилось сидеть на совещаниях, с трудом подавляя в себе желание схватить редактора за грудки и завопить: «Да, вы уже говорили, что книга прекрасно написана и что автор настоящий эксперт в своей области, но о чем именно эта книга?» Но, конечно же, я этого не делала, а просто сидела, глубокомысленно кивала и говорила: «Ммм, совершенно верно» в манере пародийного персонажа из W1A Би-би-си[282].

Для меня, да и для всех пишущих, излагающих идею или пытающихся донести информацию, урок, который следует извлечь из «Скрипача», такой – всегда спрашивай себя: а о чем там на самом деле? Почему кто-то должен по этому поводу волноваться? И как нас заставить их волноваться? Как недавно выразился Грейсон Перри, когда люди называют что-то популярным или коммерческим, они на самом деле имеют в виду, что это востребовано и актуально.

Разделенные океанами

Американские блербы немыслимой длины

Теперь у нас с Америкой все одинаковое, кроме, разумеется, языка.

Оскар Уайльд

Подобно многим библиофилам, я ничего не могу сравнить с удовольствием держать в руках и даже нюхать иностранную книгу. Особенно я люблю американские, с их мягкими обложками, неплотно сшитыми страницами, которые не надо придерживать при чтении, с шероховатыми краями, о которые не боишься порезаться. Но блербы! Они просто невозможно длинные. А существует ли культурный код таких рекламных текстов? Этот вопрос не дает мне покоя уже некоторое время.

Я не из тех, кто считает, что мы – две разные страны, «разделенные общим языком», кроме тех случаев, когда в нашу английскую речь, пихаясь локтями, пробираются американские словосочетания типа «высвобождение» вместо старого доброго «отпуска». Подозреваю, что все эти разговоры по поводу культурного непонимания между США и Великобританией – полный вздор (или чушь собачья – в зависимости, откуда вы, оттуда или отсюда). Мы просто считаем друг друга экзотичными, вот и все.

Ричард Осман, автор уютного и прямо-таки отчаянно английского криминального бестселлера «Клуб убийств по четвергам»[283], в «благодарностях» американским издателям извиняется перед своими американскими редакторами за то, что им «пришлось гуглить, что такое Ryman’s, Holland & Barrett и Sainsbury’s Taste the Difference»[284], – и все равно книга в Америке прошла «на ура». Полагаю, случилось это еще и потому, что американские читатели были заинтригованы всеми этими таинственными названиями, подобно Бенджамину Дрейеру[285], который признается в англофильстве и рассказывает, как в детстве, читая английские книжки, он смаковал слова вроде pong, ta и tuppence[286] – совсем как я, читая «Школу в Ласковой долине»[287], млела от американизмов bangs (челка), lavalier (кулон), описаний конкурсов красоты и от того, что существуют мальчики по имени Тодд.

Все равно, что говорить, что американцы не воспринимают иронии. Ребята, их 300 с лишним миллионов! Эдди Иззард сказал: «Это среднестатистическая Америка не воспринимает иронии, и это не географическое понятие, а просто особенность мышления, может быть, среднестатистическая Британия тоже не воспринимает иронии, как и Скандинавия или, например, Прага».

Читатели есть читатели, откуда бы они ни были. Но нельзя отрицать и того факта, что одни и те же книги для американских и британских читателей преподносятся по-разному.

Для рынков в разных странах большинство книг издаются в разных по дизайну обложках. Глубокое исследование женского желания «Три женщины» Лизы Таддео[288] стало хитом по обе стороны Атлантики, но обложки такие разные, словно из разных миров. Британский дизайн – Таддео назвала его «совершенно потрясающим» – использует современный шрифт в названии книги, которое пущено поверх картины голландского художника де Хема «Гирлянда из фруктов». Таким решением удалось передать идею чувственности и плодовитости без чрезмерной сексуальности: автор, художник издательства Bloomsbury Грег Хейниман, «сдерживал свой мужской взгляд», однако обложка просто кричит о том, что это чтение одновременно и умное, и эротичное. Такая книга может быть и художественным произведением, и нон-фикшн, в любом случае она изысканная. А вот американская обложка более строгая: простой типографский шрифт на белом фоне без иллюстраций как будто говорит нам о том, что перед нами серьезный аналитический труд.

Тексты на первой обложке также зависят от того, для какого рынка предназначена книга. Как я уже отмечала в главе «В воду входить всегда опасно», подзаголовки на американских изданиях всегда длиннее. Например, оригинальный подзаголовок на книге «Есть, молиться, любить» такой: «Женщина в поисках всего в путешествии по Италии, Индии и Индонезии», для британского издания он был сокращен до «Женщина в поисках всего». Иногда меняют и названия книг – особенно это заметно у П. Дж. Вудхауса и Агаты Кристи: вроде одни и те же произведения на одном и том же английском, а названия разные. Недавние примеры: триллер Таны Френч